— А я уеду. Навсегда.

— Но если Полина не узнает правду… Что она будет думать? Что ты ей скажешь?

— А я ничего ей не скажу. Я просто исчезну. Лучше пусть она считает, что я мудак, который ее бросил, чем знает, что трахалась с собственным братом.

Мирошниченко перевел озабоченный взгляд с сына на Татьяну. Та только молча тянула носом воздух, и ей его как будто не хватало. Каждое слово Ивана било по ней слишком больно, чтобы искать выход самой. Однажды она уже нашла. И теперь не знала, как жить дальше.

А Мирош, не имея ни жалости, ни надежды, продолжал говорить:

— Мы больше не увидимся. Никто ничего ей не скажет. Она будет думать, что я ее… что я ее просто использовал, обманул, но остальное она узнать не должна. Татьяна Витальевна, слышите? Не говорите ей. Она будет уверена, что стала мне не нужна. На этом для нее все закончится. А для вас — это выход с наименьшими потерями.

Ее руки, сцепленные сейчас замком на коленях, чуть заметно подрагивали. На каждое его слово отзывались дрожью. Так же звучал и ее голос, когда она отвечала, — будто бы его треплет ветер.

— Если ты это сделаешь для нас, я буду тебе очень благодарна.

Плевать. Это не для них. Это для нее.

Для нее, а не для них!

— Папа!

— Хорошо, Иван, — отозвался Дмитрий Иванович, неожиданно понимая, что теряет сейчас одновременно двоих детей — Полину, которую не знал и никогда не узнает, и Ивана, которого, оказывается, знал гораздо хуже, чем думал до этого дня. — Я обещаю тебе.

Мирош кивнул. Прикрыл на мгновение глаза и, чувствуя усталость тысячи прожитых жизней, держась из последних сил, чтобы не лишиться самообладания, продолжил:

— Когда она позвонит, старайтесь вести себя, как ни в чем не бывало. Я перестану выходить на связь. Не буду отвечать на ее сообщения, сменю номер. Не выпускайте ее ко мне. Запретите, заприте. Если она ко мне сорвется, я не… я не знаю, что я сделаю. Я не… смогу.

— Ваня!.. — задохнулась Татьяна Витальевна.

— Хотя бы первое время находи́тесь рядом, — продолжал он, никак не реагируя на ее оклик. Будто бы сейчас сам зачитывал собственное завещание, давал указания, что делать потом. Потом, когда его уже не будет. — Заберите ее к себе на каникулы. Там у нас… ёлка… в печку ее. Ей и так больно. И еще… самое главное… мы предохранялись кое-как, не всегда… не всегда были внимательны. Если вдруг… будет ребенок… постарайтесь уговорить ее избавиться от него.

— Ты же понимаешь, что она может отказаться наотрез!

— Похрен! — впервые за все время разговора утратил он контроль над собой. — Похрен, вы — мать! Придумайте что-нибудь!