30 июня он отработал последнюю смену на станции при Городской клинической больнице скорой помощи № 16. В тот же день почти решился заявиться к Басаргиным-старшим, чтобы узнать, где прячется их дочь. И тогда же, тридцатого, сделал новое открытие. Для чего нужны братья.

Братья нужны, чтобы помогать наводить порядок в жизни, перевозя шмотье с места на место. Чтобы вместе нажимать на SHIFT+DELETE, удаляя навсегда никому не нужные файлы. Чтобы делать вместе этот чертов последний шаг.

Во дворе дома стояла грузовая машина.

На крыльце — Денис.

Курил. Смотрел на него, подходившего к подъезду, в упор. Это как последние минуты до занавеса. Она вычеркнула. Есть ли надежда вычеркнуть у него.

— Я смотрю, тут живенько, — мрачно проговорил Глеб, оказавшись на крыльце.

— А у тебя реальный талант. Все поганить, — так же мрачно проговорил Басаргин.

Парамонов дернул уголком губ. Нервно, зло.

— Ок. Допустим. Ты бы на моем месте промолчал?

— Да похрену. Твое место — твои проблемы. Но ты же их умудряешься на других навешивать. Себе легче делаешь? Ладно я… Ее зачем? Она же его снова похоронила, ты не понимаешь?

— А ты? Ты не понимаешь, что она бы все равно узнала? Вопрос времени, — Глеб отвернулся от Дэна и посмотрел на машину. Несколько секунд вглядывался в ее светлые дверцы. Чувствовал накатывающую ярость. И, когда сдерживаться сил не осталось, выпалил: — Ну, пусть я виноват! Вы меня осудили, пусть! Ты прав, мое место, мои проблемы! Я тогда оправдывался, а сейчас не буду, и уж точно не перед тобой. Мне надо с ней поговорить, понимаешь?

— Она не хочет, — пожал плечами Денис.

— Я хочу, мне надо!

— Это мне точно похрену.

— Куда она уехала? К тебе? К родителям? Она как тогда была или еще хуже? — прорвалось. Он не хотел, чтобы прорывалось, но оно прорвалось. Нечто близкое к панике. Нечто не пережитое много лет назад навалилось сейчас. В двадцать лет он понять не успел, что потерял. Сейчас все было словно в замедленной съемке. Он ее терял.

— Тогда? — Денис ухмыльнулся. — Тогда у нее был я. Теперь она и меня не подпускает. Сама тащит…

— Она хоронит не его, а себя и меня.

— Чего ты хочешь? У тебя был шанс, ты его просрал.

— Я сказал ей правду. Можешь за это мне еще раз по морде съездить. В тюрьму же за такое не сажают.

Басаргин устало потер лоб, отбросил потухший окурок.