Митька подался вперед, разглядывая пятна на моих щеках:

— Тебе нужна охрана.

— Думаешь?

— Я думаю, вы не прекратите встречаться, а она не прекратит тебя преследовать. Я поговорю со своими ребятами.

— Ты их лучше к Алиске приставь.

— Наверное, так и сделаю, — согласился Митька.

— Мить, прости меня, — произнесла я после долгой паузы.

— Я все про тебя знаю, — ответил Митька, — всегда знал. Ты только не уходи туда, откуда нет возврата.

— А разве я еще не там?

— Я буду ждать тебя любую. Ты, главное, сама не заблудись.

И он вернулся в комнату.

Я подняла лицо, и свежий ветерок омыл воспаленные веки. Небо качнулось, подернулось рябью. И не рябь это вовсе, а звезды, божественные лампадки, сонные маячки, что разбрелись по куполу сигнальными огнями, разошлись цветными кругами моего хлорно-спортивного детства, и как в былые времена бассейных конъюнктивитов, задрожали, задергались и слились с белесыми кляксами уличных фонарей…

Чтобы не пугать домашних с утра пораньше я сбежала на работу. В темных очках с щедрым слоем пудры на щеках, я спряталась за монитор и поблагодарила Бога, что отпуск Артамоныча совпал с эпохой моего позора. Всем любопытствующим я что-то врала про аллергию и старалась поменьше выходить из комнаты.

Антон появился к обеду, помятый и дерганный. Он долго разглядывал мое лицо, и неожиданно изрек:

— Не нужно было приходить в таком виде.

— Думаешь, мне интереснее объясняться с домашними? — парировала я.

— Митька видел?

Я утвердительно кивнула:

— Митьку твоя жена пыталась привлечь в союзники.