— А как же тогда вот то, что сейчас произошло с Клариссой и Светозарой?

— Это я сплоховал. Застила блажь, понимаешь, думать ни о чем не мог, а мать родная подсобить взялась… Сплоховал. Выручай теперь. Затем во дворец и идешь. Спасать меня, а со мной и остальных…

— Так мне не надо королем становиться?

— Нет.

— А что ж ты сразу не сказал?

— А ты б поверил? Пошел бы?

Иннокентий засмеялся.

— А не проще было всё вот это вот не устраивать, а просто всех… ну… расколдовать что ли? Память вернуть? Просто раз и все. Без походов, я не знаю, как это делается, а просто мысль в голову им вбить, как должно быть…

— Нет, к сожалению, так нельзя. И не все, кого я заморочил ради своего мелкого желания, вернутся. Некоторые так и останустя с вымышленными воспоминаниями и несуществующими жизнями… Сейчас я могу только тех разморочить, кто достаточно силен, чтобы проснуться от вымышленных дум, от иллюзий. Иначе бы у тебя был бы такой отряд помощников, что отсюда до заката всё люди бы стояли. А так вот только Казимир, что-то в нем не умерло тогда, давно, какой-то огонек остался, так вот старик и вернулся… Не все, как он. Ну да мы попытаемся с тобой как можно больше вернуть… Но для этого нам нужно во дворец…

* * *

— Знаешь, я всю жизнь хотел узнать своего отца. Мне казалось невыносимым существовать в этом мире без него. Вот бегаем мы детьми в поле. Трещотки крутим, перепелок по полю с посевов гоняем. У кого-то сломается трещотка, а он рукой махнет, мол, ничего, батя починит, и дальше побежал. А мне всегда так обидно было. А если у меня трещотка сломается? Кто мне починит? Трещотка ведь — это малость малая. А я, безотцовщина, этой малости лишён. За что? Ведь другие даже не думают, что трещотку некому чинить. Как я ребятам тогда завидовал! Я тоже хотел принести домой игрушку, кинуть на стол и крикнуть: «Бать, трещотка сломалась!» и пойти дальше ужинать или умываться. И не думать про эту глупость. Я отца, знаешь, как ненавидел тогда. За то, что бросил. За то, что мамка моя такая красивая одна осталась. Что ей не помогает. А я вижу, как мамка от забот да хлопот стареет. Другие бабы в деревне ходят то в новом платке, то в серёжках. А моя мамка красивая-красивая, а худая-худая, некому позаботиться. Я старался как мог… С ней-то за что так, а? Ну, не нравится ему сын, но мамку-то за что обижать? Я его так, бывало, ненавидел ночами, кулаки сжимал, слезы катились, думал, встречу, убью. А вот, встретил. А он жалкий такой. Ненужный такой никому. Занюханный какой-то. Вроде и говорит, что всё может, вроде, и правда, всё может. А такой он… Ненужный он, как старый молоток, который за крыльцо провалился. И вроде убить бы его за всё, что он сделал, а вроде и брезгую, вроде, как мокрицу раздавить, противно да и пальцы запачкаешь. Сейчас только понимаю, что ушёл он не от мамки, не от меня. Просто ушёл. Собака, та лает, лошадь брыкается, этот ушёл. Без причин. А ведь я всё детство себя винил, что из-за меня у мамки жизнь под откос…