От шоссе до Скурчи — всего лишь одна дорога. Грунтовая, довольно прочная. Она выходит к лукоморью в полсотне шагов от моего жилища. Здесь она разветвляется — в сторону мыса Кастора и в сторону мыса Поллукса. Если постоять на перекрестке, ни одна машина тебя не минует: ни рыбозаводская, ни какая иная. На этом-то перекрестке я и повстречался с товарищем Матуа. Он сошел с машины (старый «виллис») и любезно поздоровался со мной.

— Уважаемый товарищ журналист, — сказал он официально, без тени улыбки, — как ваше самочувствие?

— Благодарю. Неплохо. А как вы?

Он сиял форменную фуражку, вытер лысину платком.

— Ничего хорошего, — таинственно сказал он. — Работа. Все время — работа.

Матуа поворотился лицом к морю. Присмотрелся к горизонту. Я тоже последовал его примеру, но, признаться, ничегошеньки не увидел, кроме обычной линии, отделяющей воду от тверди небесной. Но ведь он был морской волк, а я? Кто я? Он, видимо, дальше меня видел…

— Товарищ журналист, сегодня наши сейнера проводят лов. Вы знаете, что такое косяк? Это рыба. Много рыбы. У меня есть радиограмма. Если не верите, я прочту вам.

— Что вы! Что вы! — запротестовал я. — Как не верить!

Он добыл из кармана какой-то замусоленный листок и прочел радиограмму громко, почти по складам. Как читают в первом классе. Затем свернул ее вчетверо и вознамерился было спрятать в грудной карман, но раздумал и положил ее в брючный. И шумно вздохнул — то ли от неутешной тоски, то ли от бремени забот, навалившихся в связи с вышеуказанной радиограммой.

— Я должен поскандалить, — сказал он. — Будет большой шухер, если тару не дадут. Я откажусь принимать рыбу. Мне нужна тара и соль. Морозилка тоже. У меня есть законное основание: не дадут — не приму. Я же не могу портить рыбу! Под суд, что ли?! Сколько живу на свете, сколько был на ответработах, а суда не знал. И знать не хочу! У меня всегда — законное основание. Если мне говорят «принимай рыбу», я отвечаю: не приму. Потому что у меня законное основание. Вон в прошлом году хотели всучить рыбу. Поймали ее до черта! На косяк напали. Все рыбозаводы приняли, а я — отказался. Всех судили, а меня нет. У них один закон, а у меня сразу два. Поэтому я стою как скала.

Это был монолог весьма опытного в делах человека. Ответработника. Районного, а может быть, и большего масштаба. Номенклатурного по всем статьям.

По простоте душевной я подал ему банальный совет:

— Попросите тары и соли. Пусть завезут.

Он скривил лицо, точно Мефистофель, слушающий неразумные речи Фауста, — дескать, дитя вы еще, дескать, кто же сам напрашивается на такие штуки?..