Каждый получает то, что заслуживает, а те, кто прожили убогую жизнь, продолжают жить её убого, получая в наказание лишь осознание её убожества и возможность с большим трудом это исправить. Надя привела такой пример: люди, полжизни просидевшие в тюрьме и считавшие такую жизнь истинной, и здесь получили долгую тюрьму, из которой они в конечном итоге выходят, но только тогда, когда выкуют себя заново, исправятся по-настоящему, а не так, как это происходило в пенитенциарной системе материального мира.

Лена попыталась разрядить обстановку:

– Слушай, то есть, можно сказать, пронесло?

– В каком смысле?

– Ну, всё могло гораздо хуже сложиться в жизни. Сейчас бы нас истязали всякие обиженные жертвы. А так ничего – ты пришла ко мне, по морде ударила, и все дела.

– Это мы рано умерли, – мрачно отвечала Надя, – Я с нетерпением жду, какая дрянь про меня выяснится в дальнейшем.

Разговор не клеился. Лена проводила отмщённую Надю и вышла на балкон. Она заметила, что солнце наконец начало клониться к горизонту. Пару часов она просидела на балконе, перебирая события своей жизни и ища в них изъяны и недочёты. Так она размышляла, до тех пор, пока совсем стемнело, и Лена в соответствии с новыми неведомыми биологическими часами легла спать.

XXXI

XXXI

Огромный экран на доме-коробке в самом начале Нового Арбата – насмешка над тем, как ещё не так давно представляли себе будущее: вместо летающих автомобилей, дирижаблей с китайской едой и космических кораблей в форме капли – неказистое полотно, на котором показывают трейлеры фантастических фильмов. Спецэффекты за последние тридцать лет шагнули вперёд сильнее, чем сама реальность, а дальше – само собой, шагнут ещё шире, чтобы в конце концов опередить ощутимый прогресс на необозримое расстояние.

Оно, наверно, и к лучшему – куда уж приятнее сидеть в уютной норе и наблюдать за имитацией больших дел, больших чувств и больших страхов, чем делать, чувствовать и бояться самим. Говорим безо всякого уничижения, просто оно вот так вот и вышло, и никак этот раструб в обратную сторону не повернёшь. И ладно.

Подсмотрим, подслушаем, посмакуем, потом напишем, расскажем, снимем фильм, – а наши друзья прочитают, послушают наш рассказ: кто-то цокнет языком, кто-то не поверит, кто-то увидит в сказанном смысл – не то символический, не то дидактический. Но вот ведь какая загвоздка – нужно, непременно нужно, чтобы всегда были и те, за кем подсматривать и подслушивать. Те, кому делать, чувствовать и бояться – да так, что потом и в сказке сказать, и пером описать. Да так, что не вырубишь топором, не сожжёшь рукопись и не забудешь нужные слова.