— В каждой харчевне на каждой дороге, по которой мы могли бы поехать на север, — говорит Гривано, — имеются информаторы Совета десяти. Вся Терраферма опутана паутиной Совета, столь же прочной и невидимой, как сеть Вулкана, а дороги — это ее сигнальные нити. Как только мы потревожим одну из нитей, властям это сразу же станет известно. И сбиры настигнут нас еще до захода солнца.

— Но разве нельзя морем добраться до Рагузы и уже там пересесть на голландский корабль?

— Из-за нападений ускоков единственными кораблями, которые могут посещать Далмацию, являются вооруженные галеры, принадлежащие правительству Республики. А они, сами понимаете, не очень-то подходят для наших целей.

Гривано слышит скрип затягиваемого узла, а затем Серена поворачивается и кладет перед ним на стол готовый пакет. Плотная бумага перевязана вдоль и поперек узором из бечевы — столь искусным, что он может посоперничать в этом плане с самим упакованным предметом.

— Я положил в пакет листья морской травы, — говорит Серена, — чтобы предохранить зеркало от сырости. Я вас об этом предупреждал, и надеюсь, что ваш друг будет поступать так же. Сушеные водоросли можно приобрести у любого аптекаря. Немного бренди, дотторе?

Гривано кивает. Серена достает из шкафчика графин голубоватого стекла и два хрустальных бокала, простых по форме, но безупречных по чистоте и благородству линий. Откупорив графин и наполнив бокалы, он присаживается и поднимает один из них.

— В таком случае за Триест! — говорит он.

— За Триест! — подхватывает Гривано.

Их бокалы смыкаются с тихим протяжным звоном.

При первом глотке у Гривано перехватывает дыхание; крепость напитка ощущается даже в испарениях над бокалом.

— Из Триеста, — продолжает он, прочистив горло, — мы направимся в Фиуме, затем в Карлштадт и далее через горы к далматинскому побережью. В Спалато мы должны прибыть до Дня святого Антония. Вы предвидите какие-нибудь осложнения? Ваша жена и сыновья смогут в короткий срок преодолеть такие расстояния?

Серена, глотнув из бокала, кивает, потом делает еще один глоток. На Гривано он не глядит.

Гривано рассматривает свой бокал, медленно поворачивая его в лучах солнца.

— Вы не могли бы устроить так, чтобы ваши сыновья находились подальше от печей в оставшееся до отъезда время? — спрашивает он.

— Это возможно. Но зачем?

— Впереди у нас несколько дней трудного путешествия. Частью по заброшенным горным дорогам. Исходя из моего опыта — сейчас я говорю как врач, — длительное пребывание под открытым небом и воздействием стихий тяжело сказывается на молодых людях со свежими ранами и ожогами.