Он прислоняется к одной из колонн фасада Казначейства, закрывает глаза и дышит через носовой платок. Теперь он уже протрезвел, но предельно измотан и страдает головной болью. До «Белого орла» отсюда еще очень далеко, — по крайней мере, ему так кажется. Странная тяжесть и скованность, ощущавшаяся на протяжении всего дня, наконец-то взяла верх; при этом он не может понять ее причины. Все идет по плану: еще несколько дней, и задание хасеки-султан будет выполнено. Тогда чем вызваны эти необоснованные задержки и сбои, возникающие сами по себе, словно их порождает какое-то хаотическое брожение в его мозгу? Вот и сейчас, пытаясь вспомнить внешность Обиццо, он вместо этого видит перед собой лицо Перрины под вуалью, ее умоляющие глаза. «Только выбраться отсюда, — говорила она. — Большего я не прошу».

А ведь у Гривано есть выбор: еще не поздно перейти на другую сторону. При этой мысли его сердце начинает лихорадочно колотиться. Обиццо можно без проблем отправить на дно лагуны вслед за Верцелином: этот изгой и так уже без малого мертвец. Затем в беседе с глазу на глаз сказать сенатору: «Я опознал в одном турке из подворья главного палача, истязавшего меня в плену, и должен за это отомстить…» Представить все таким образом, будто на него охотятся султанские агенты. Затем встреча с Наркисом в укромном месте — и стилет ему между ребер. Серена никому ничего не расскажет — да и что он может рассказать? Так, в два решительных и быстрых хода, он положит конец заговору. И тогда произойдет его окончательное превращение: он уже не будет отступником и предателем, скрывающимся под маской респектабельности, а превратится в полноценного, по-настоящему респектабельного гражданина Республики. Ящерица отбросит свой хвост.

У него уже есть сенаторское благословение. Он запросто мог бы жениться на этой милой глупышке. Что или кто ему воспрепятствует? Он променяет свое нынешнее предательство на новое, еще более гнусное, полностью выходящее за рамки морали, но ведь о том не узнает ни одна живая душа. А утешиться — хотя бы в малой степени — можно будет мыслями о своей уникальности в роли самозванца-оборотня.

Почувствовав, что за ним наблюдают, Гривано открывает глаза.

Это все та же уличная девка. Она стоит в нескольких шагах от него, спиной к каналу. Сейчас ее лицо не выражает ничего, кроме простого обозначения: «Вот она я».

До сей поры он считал ее нищей провинциалкой, явившейся в город, чтобы заработать несколько монет, торгуя собой в праздничные дни. Возможно, тот его вывод был слишком поспешным. Уж очень грамотно она выбрала этот момент встречи. Создается впечатление, что ей наперед известны его действия, причем известны даже лучше, чем ему самому. Хотя в такую возможность верится с трудом.