– Нет, – ответил он небрежно. – Моего брата. Но пока он не приехал, я его заменяю. Ну, садитесь же.
Теперь, при свете ярких ламп, стало видно, что он совсем не изменился: щегольской костюм светло-песочного цвета, аккуратный темный галстук под стоячим жестким воротником, уверенные движения и живые, острые, всепроникающие глаза. Тщетно Делия искала в нем признаки усталости, сломленности. Казалось, они расстались вчера.
– Итак, вы пришли поговорить.
Какой разный смысл можно вложить в одни и те же слова, всего лишь изменив интонацию! Сухо, по-деловому – «Вы пришли поговорить. Я вас слушаю»; с оттенком недовольства – «Я знаю, беседа будет трудной…» Но Джеффри произнес эту фразу полувопросительно, с чуть насмешливым удивлением, и Делия взвилась, как на пружине:
– Да, пришла. Не ожидали от меня?
– Признаться, нет. Раз уж вы не захотели говорить со мной два года назад…
–
– Пытался, – сказал Джеффри сухо, разом скинув издевку. – И не один раз. Но к вам было не пробиться через кольцо ваших церберов.
– О чем вы?..
– Да перестаньте ломать комедию. Не такая уж вы наивная дурочка, чтобы позволить друзьям заморочить вам голову. Где вы были, когда они говорили мне в трубку: «Она не хочет вас видеть?» А письма – неужели их можно перехватить все до единого?
– Я ничего не получала, – сказала Делия упавшим голосом; страх растекался в груди, но она, не желая сдаваться, отчаянно металась сознанием по тем горячечным декабрьским дням. – Но ведь были же другие способы! Вы могли прийти сами, могли встретить меня у телефонной станции…
– Ну, знаете, я не мальчик за вами бегать, – отрезал он, и в его глазах появилось не виденное прежде, высокомерное, «да-ты-знаешь-с-кем-разговариваешь» выражение. – На мне нет вины. Если я однажды сделал вам больно, то не со зла. Но вы не дали мне и шанса объясниться.
Сейчас он скажет это, подумала Делия, похолодев. «Где вы были, когда мне самому нужна была поддержка?». Он скажет это – и будет прав. Но в кабинете воцарилась тишина.
Делия сглотнула комок. Кресло напротив грозно чернело, и перед ним, как перед тучей, чреватой молниями, нельзя было давать волю чувствам. Либо беги прочь, либо уж выпрямляйся во весь рост и встречай смерть достойно. Но в этот миг мучительница-память подсунула ей картинку: они с Джеффри стоят друг перед другом, разделенные узким прилавком; она расстроена чьей-то невинной стародавней ложью, и певучий голос, льющийся сверху, утешает ее. Какими сладкими, оказывается, были те слезы.
– Ну вот опять, – раздалось с другого конца стола, и Делия, уловив в его тоне досаду, поспешила взять себя в руки.