— Боже мой, — обомлела Лиза.
— Доигрались, сукины дети, — выдохнул Феликс и присел на край серванта. За стеклом хрустально звякнули бокалы.
— Осторожно! — вскрикнула Лиза. — Разобьешь!
Феликс поднялся, придвинул стул и тяжело опустился на него.
— Доигрались в демократию, болтуны, тряпки, демагоги, фигляры, — шептал Феликс, приблизив ухо к рифленой ткани динамика. Он впитывал каждую фразу прилежного диктора. Гнев душил Феликса. — Красовались друг перед другом, петухи кастрированные… Теперь эти ребята покажут кузькину мать, пересажают к чертям собачьим, перестреляют. Они-то не станут церемониться. Хватит, поиграли в демократию…
Лиза, босая, в накинутой на плечи ночной рубашке, подошла и встала рядом, отстранив от уха светлую прядь.
— Розыгрыш, — проговорила Лиза. — Продолжение кинофильма. Не может быть подобного совпадения. Что они, идиоты — показывать такой фильм перед переворотом? Чистый розыгрыш…
«Но почему молчат наши радиостанции? — метались в панике Лизины мысли. — Неужели и вправду убили Президента?»
— Помолчи! — цыкнул Феликс. Сообщение повторялось. Словно кружение колеса. Все тот же глуховатый, доброжелательный голос предвещал долгую ночь, которая опускается на Европу…
Феликс выключил радио, лег в постель. Легла и Лиза.
Тишина обволакивала комнату. Тишина густела, закладывала уши, смеживала веки…
— Продумай, какие вещи мы возьмем с собой, — промолвил Феликс в тишину. — Возможно, придется бежать к финнам. На машине доберемся часа за три.
— Ты серьезно?
— Как никогда. Не понимаешь, что происходит? Первой костью, которую бросят они народу, будем мы, предприниматели-кровососы.
Лиза сдавила пальцами лоб.
— А квартира? — прошептала она. — Только сделали ремонт.
— Вот и скажи им об этом, — Феликс обернулся и посмотрел на Лизу долгим взглядом — шутит она или прикидывается? Затем встал и направился в коридор.
На кухне приглушенно хрипел круглый ретранслятор. Феликс повернул тумблер.
«…идя навстречу требованию широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе… ввести чрезвычайное положение… на срок шесть месяцев с четырех часов утра по московскому времени девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года…»
Феликс взглянул на часы. Было десять минут седьмого. Выходит, он уже два часа и десять минут живет при новой власти…