А из ее испуганных васильковых глаз медленно выкатились, задрожали на ресницах две прозрачные слезинки.

— Как же так? — прошептала она побледневшими губами. — Ведь у нас… у нас не было об этом ни слова.

— А разве здесь так важны слова?

— Ну как же… По крайней мере я так слыхала… Сначала все-таки объясняются… в… в… — Она запнулась, прикусила нижнюю дрогнувшую губку, помолчала и потом все-таки вымолвила: — в… любви…

— Что касается этого, могу повторить выражение нашего дорогого «китайца»: «Стерпится — слюбится». Я убедился в этом на собственном опыте.

— Каком опыте?!

— Ну, с «китайской грамотой».

Ольга снова резко закусила губу. Глаза ее вдруг потемнели, она сердито насупилась.

— Я не думала, Андрей Семенович, что вы можете быть таким жестоким, безжалостным человеком. Вы либо шутите, либо…

— Ни то, ни другое! И не шучу, и не пьян… Все именно так, как я сказал. И прошу прощения за то, что так вышло, но поверьте, никогда в жизни я не говорил более серьезных вещей.

Уже не в состоянии сдержать слезы, Ольга, нервно скомкав в кулаке, подняла к глазам платочек.

Через три дня после этого разговора Андрей возвращался в Китай. Над Ташкентом властвовал все тот же антициклон. Небо было цвета синей вылинявшей китайки, без единого облачка. Провожали его те же, что и встречали, двое товарищей из наркомата, аспирантка Ольга Баканюк и старый «китаец». Самолет отправлялся в пятнадцать ноль-ноль по местному времени. А перед тем, в двенадцать, Андрей и Ольга оформили свой брак. Свидетелями в загсе были старый «китаец» и малознакомый им обоим молодой аспирант без левой ноги, в артиллерийской фуражке.

Ольга должна была лететь вслед за Андреем, выполнив определенные пограничные формальности, ровно через неделю. После загса они вчетвером пообедали. Аспирант раздобыл где-то целое ведро горьковатого домашнего вина.

Теперь Ольга стояла рядом с «китайцем», тихая, ошеломленная головокружительным ходом событий, и молча смотрела на Андрея потемневшими, испуганно-удивленными, совсем уже не похожими на голубые блюдца глазами. А старый «китаец», потеряв любимую аспирантку, да еще и выпив с непривычки вина, вдруг раскис и, стоя рядом с Ольгой, потрясал вслед Андрею сухоньким кулаком и, почти всхлипывая, тонким, голоском выкрикивал:

— Разбойник! Китайский богдыхан! Бонза!.. Ограбил старого учителя! Лучшую аспирантку умыкнул, хунхуз!..

Однако рассказать Еве даже теперь, через десятки лет, об этой своей женитьбе Андрей так и не осмелился.

Но было там, в Ташкенте, такое, о чем и она, поколебавшись, тоже не рассказала сейчас Андрею.