Прокурор замерз, встал с кушетки. Огонь в камине погас. Немного хотелось есть, ведь обедали они рано.
Около семи вечера прокурор снова раскрыл дело, просмотрел протокол экспертизы и убедился, что в дверце шкафа, откуда пропали часы, торчал ключ; управляющий, по-видимому, оставил шкаф незапертым.
«Если так, то дело существенно меняется», — сказал он и присел на скамеечку у камина.
«Странно, — думал прокурор, — как я раньше не обратил на это внимания. Габор Ваш часто бывал у управляющего, он на него батрачил и, случалось, оставался ночевать. Какая уж тут кража со взломом! Но разве от этого мужика добьешься хоть слова… Только глаза таращит…»
Он подумал о несчастных страдальцах, о глупых, израненных и измученных, нелепых людях, населяющих этот мир.
— Пять лет, — прошептал прокурор и взглянул на часы.
Он погасил лампу. За окном была уже ночь — неприветливая и беззвездная. Только деревья перед домом отбрасывали подслеповатые, серебристо-холодные блики, от которых темнота казалась еще мрачнее.
Хорошо было сидеть вот так, сложа руки, без дела и следить за нескончаемым ходом времени в густеющей черноте ночи, совсем растворившей в себе его неподвижную фигуру.
Около половины девятого вернулась горничная и отперла дверь. Пленник вышел из кабинета, взглянул на себя в большое зеркало. Лицо было мертвенно-бледное, унылое и помятое. Казалось даже, оно как-то болезненно отекло.
Жене он сказал коротко:
— Я сегодня хорошо поработал.
И рано лег спать, так как наутро предстояло судебное заседание.
Суд, выяснив некоторые спорные подробности дела, с учетом смягчающих обстоятельств приговорил Габора Ваша всего к трем годам тюремного заключения.
Представитель обвинения против этого приговора не возражал.