Я склонился поближе к ней: – Но что же такого дурного вы совершили, Агата? За что вы так сердитесь на саму себя?

Она поцокала языком: – Вы вообще-то слушали, что я говорю, доктор?

– Да, полагаю, что так. Но будьте великодушны, объясните мне таким образом, чтобы я понял.

Шумно дунув на челку, она взъерошила волосы, и те взметнулись кверху. Ответила она своим обычным тоном: – Я сержусь, потому что не совершила ничего. Мне следовало стать кем-нибудь, а из меня ничего не вышло.

Впервые за время наших встреч влага в ее глазах образовала слезу, скатившуюся вниз по виску и дальше по белой шее. Мне пришлось приложить немалое усилие, чтобы сосредоточиться на сути беседы и чтобы разные образы Агаты не смешивались в моем сознании.

– Извините, если это покажется вам банальностью, вы наверняка слышали подобное и раньше. Но я вообще-то думала, что во мне есть нечто особенное, – сказала она.

– А вы отчасти и сейчас так думаете, – ответил я, – иначе вы не сердились бы. Но в то же время?..

– Что вы имеете в виду? – всхлипнула она и поспешила отереть слезу тыльной стороной ладони. – Я имею в виду, что вы чувствуете себя совершенно неповторимой, но в то же самое время абсолютно ничтожной.

Она задумчиво кивнула: – Пожалуй, вы правы. Мне то кажется, что я не достойна жить, то что нет никого превыше меня. Глупо, правда?

Где находится смерть

Настал момент, когда нельзя было больше откладывать это дело. Неприятное состояние духа предшествующих дней по мере приближения к их дому сменилось чувством нереальности происходящего. Во что я впутался?

Мадам Сюррюг долго не открывала.

– Добрый вечер, месье. Как мило с вашей стороны навестить нас, входите же, – сказала она, настежь отворив дверь и отступив в сторону. Черты своего лица, утратившего какую-либо цельность, она усилием воли собрала воедино, и при виде этого мне захотелось тут же развернуться и броситься по садовой дорожке назад, в пропахший потом автобус, на котором я приехал. Вместо этого я шагнул через порог и с трудом устоял на ногах, споткнувшись о какие-то тряпки. Я едва сдержал изумленное восклицание. Все пространство было заставлено вещами!

– Позвольте, я возьму.

Мадам Сюррюг поставила трость в вазу, где было не меньше 10 зонтов разных цветов, и повесила пальто над стопкой газет, пока я в замешательстве пытался найти место своей шляпе. Никогда раньше я не видел ни в одном доме такого количества обуви, цветочных горшков, удочек и, если уж на то пошло, леек.

– Сюда, пожалуйста, – сказала мадам Сюррюг и двинулась вперед по узкому коридору.