Лу Шина до выздоровления разместили в моей комнате. Мне отдали голубую гостевую, но я осталась в башенке и регулярно приходила ухаживать за ним — приносила ему книги, альбомы для набросков и еду. Мне хотелось, чтобы он чувствовал себя комфортно: я расправляла постель, гладила его руку и спрашивала, не больно ли ему. При посторонних я вслух жалела, что он вынужден отложить свое возвращение в Китай. Никто даже не подозревал, что я ухаживаю за ним не из чистого милосердия: без чужих глаз мы наслаждались чувственными ласками в любое время, когда хотели. Чтобы не потревожить сломанную лодыжку, для секса требовались корректировки положения и осторожные движения, однако с оральным сексом не было никаких проблем. Я больше не говорила о своих планах поехать в Китай и даже придумала отвлекающий маневр: рассказывала, что собираюсь поступить в женский колледж на востоке, и упоминала о трех из них, которые я рассматриваю в качестве возможных. Таким образом я заставила его утратить бдительность. Я говорила о нашей дружбе, которую мы станет поддерживать, и легкомысленно рассуждала о некоторых видах любовных утех, которые мы будем вспоминать, желая их повторения. Я рассказала Лу Шину про своего вымышленного молодого человека, который за мной ухаживает, дав ему понять, что я не буду страдать после его отъезда в Китай. Этот поклонник якобы восторгался моими лучшими качествами — авантюрной натурой, умом, отсутствием ханжества — и говорил, что я не похожа на других девушек, что во мне есть нечто таинственное и интригующее. Лу Шин согласился с моим воображаемым поклонником и, казалось, был доволен, что после его отъезда я не стану страдать от одиночества. Он признался, что ему не нравятся некоторые китайские обычаи, например тот, согласно которому он должен жениться на нелюбимой девушке. Лу Шин также признался, что сомневается в своем художественном таланте. Он говорил, что его работам не хватает оригинальности и что он не способен выразить более глубокие идеи, потому что у него их не нет. Он мог только подражать известным техникам. Тем не менее он был благодарен мне за веру в его талант.

Однажды после полудня, насладившись нежным сексом и ласковыми словами, я призналась ему, что он навсегда останется в моей памяти как китайский император. Я почувствовала, как он подавил горестный вздох. Как хорошо я успела узнать его тело и душу! Я спросила, будет ли он вспоминать меня как свою «дикую американскую девчонку». Он ответил, что будет помнить обо мне гораздо больше. Я добавила, что не хочу, чтобы мысли обо мне помешали исполнению его брачного договора.