— Я беременна, — просто сказала я.

И не успела я продолжить, как мать набросилась на Лу Шина с криками, что тот предал «наше гостеприимство, наше доверие, нашу честь и доброту». Лу Шин снова и снова повторял, что очень сожалеет, что он полон раскаяния и стыда. Хотя его слишком спокойный вид позволял усомниться в искренности его извинений.

— И что хорошего в твоем чертовом китайском раскаянии? — спросила мать язвительно. — Искренностью от него и не пахнет. Ты скоро уплывешь домой и оставишь нам расхлебывать этот ужас!

Потом мать с отцом повернулись в мою сторону. Они называли меня неблагодарной, глупой, гордячкой и гулящей. «Ты говорила, что сама хочешь выбирать себе интересы, хобби и увлечения. Так, значит, вот что ты выбрала? Страстный секс с мужчиной, который собирается тебя бросить?»

Я почувствовала, что меня ругают только за то, что я старалась быть самой собой. Но на моем лице не выступили багровые пятна унижения — я просто разозлилась.

— Страсть и увлечение китайцем, — сказала мать насмешливо. — Китайцем с косой! Люди будут смеяться над тем, что мы сделали его нашим гостем! Какие же мы дураки, что решили быть щедрыми с ним.

От последнего замечания я испытала новый прилив злости. Мать всегда думала только о себе. А что насчет того вреда, который она нанесла мне в детстве?

Я не могла удержаться от слез и в то же время злилась на то, что показала им свои детские слезы.

— Какое тебе дело до того, что со мной будет? — воскликнула я. — Я всегда была просто тенью в этом доме. Ты никогда не говорила со мной о том, чего я хочу в жизни, или о том, что я чувствую. Ты не замечала, грущу я или радуюсь. Говорила ли ты хоть раз, что любишь меня? Ты даже не пыталась меня полюбить. Ты просто забыла обо мне. Если бы любовь была моей пищей, я бы уже давно умерла от голода. Что ты вообще за мать? И после этого разве удивительно, что я пошла за тем, кому я небезразлична? Без любви я бы сошла с ума. Но я не хочу становиться похожей на тебя. В детстве мне приходилось жить с вами и терпеть унижения за свои идеи, насмешки за свои чувства. Ты всегда говорила, что я слишком легко возбудимая. И ты хотела вытравить из меня все эмоции, чтобы я стала похожей на тебя: холодной, эгоистичной, злой, одинокой, неспособной на любовь.

Казалось, мать упала духом и одновременно разочаровалась во мне. Я хотела, чтобы она почувствовала себя такой жалкой, что разрыдалась бы, как я. И чем больше я говорила, тем больше мне хотелось все разрушить. Я уже не могла остановиться. Словно безумная, я била из всего своего оружия, которым запаслась.