Эйлин хотела, чтобы он, Тенрик Эслинг, тоже носил маркграфский титул. Стал одним из этих зазнаек, которые толком не знают, как растёт хлеб для их стола.

— Так чего ради вы всё это затеяли? Для чего погубили брата и своё имя?

Тенрик стиснул зубы, ещё ниже опустил голову и уткнулся взглядом в пол. Холод в комнате был не так страшен, как ледяная пустота, сковавшая внутренности. Разум говорил, что Шейна погубила самонадеянность, но внутренний голос упорно шептал: если бы не Тенрик, брат бы жил.

Они с Дарвелом выводили людей из подземелья, когда слуга сообщил, что в покоях баронессы как будто что-то неладно. Вроде как служанка кричала и кто-то ломал дверь. В замок возвращалось войско, раненые звали лекаря, здоровые требовали ужина, и никто толком не знал, что стряслось на хозяйском этаже. Тенрик дождался, когда людей накормят и устроят, и поднялся наверх. Почуял недоброе сразу, как только увидел дверь — открытую, а не разбитую и сорванную с петель. А следом увидел, как Шейна выносят на плаще, за которым тянулась тонкая цепочка алых капель.

Ему не позволили увидеть брата. Тот же бесстрастный голос, что нынче уже час терзал Тенрика одним и тем же вопросом, велел отправляться к себе. Тенрик снёс бы столичного выскочку одним ударом кулака, но за его спиной стояли десятка полтора имперцев, и проклятый сотник тоже там был, держа руку на мече.

Перед тем, как запереть в покоях, его провели в спальню Эйлин. Там будто овец свежевали. После таких ран не выживают. Видел Тенрик и саму Эйлин — бледную, с перевязанной рукой, но облившую его таким ледяным презрением, что захотелось её придушить, лишь бы стереть надменную гримасу с проклятого лица.

Кто мог подумать, что у изнеженной красотки достанет храбрости и сил перерезать мужчине горловую жилу жалким осколком зеркала, так похожим на большой змеиный зуб.

Кто мог подумать, что Шейн, вояка и храбрец, позволит себя убить.

Кто мог подумать, что Эйлин поднимет на него руку, а не отдастся прямо там, на полу, как кошка в охоте. Время-то самое подходящее — после Зимней Четверти коты завсегда начинали гулять по всей округе.

Теперь обескровленное тело Шейна ждало своей участи где-то в холодных кладовых, Эйлин торжествовала победу, и всё рухнуло, всё!.. Перед глазами стояли окровавленные рыжие пряди и свесившаяся с плаща рука, которая никогда больше не возьмётся за меч.

А маркграф продолжал бубнить своё:

— Вы знали, что из покоев вашей матери, ныне принадлежащих госпоже Элеоноре, уходит тайный ход. Знали, что ведёт он в лес у реки, потому и не позволили вести там вырубку. Воспользовавшись неразберихой, царившей в замке последние недели, вы встретились с братом и пообещали ему — что?