— Ладно. Как ты хочешь, чтобы я её забрал?

— Ты знаешь ход, что ведёт из бывших материных покоев в лес. Собери своих на пустоши. Имперцы, конечно, смекнут, что ты не полезешь на стены, и оттянут большую часть людей вниз, ну и пусть. Твои люди немного позвенят железом, а ты тем временем заберёшь Эйлин и уйдёшь по реке, а твои отступят в горы, не потеряв ни одного человека. Что скажешь?

С лица Шейна постепенно уходила насмешка. Он думал — молча, сведя брови и постукивая пальцами по ложу арбалета. Тенрик не сдержал улыбки: Шейн тоже брал от Империи лучшее, только не для мира, а для войны. Кто бы мог подумать, что борец за независимость Севера сменит тугой местный лук на имперский арбалет!

Время шло. Свеча в фонаре оплыла до половины. Наконец Шейн хмыкнул:

— Толковый план. И когда ты предлагаешь его провернуть?

— После Зимней четверти. Рыбаки и лесорубы разъедутся по домам, в замке останется сотни полторы.

Шейн снова замолчал.

— Полторы сотни — это хорошо, — уронил он. — Даже если они пошлют на пустошь конный отряд, мы их одолеем.

— Вам вообще не придётся сражаться. Главное, держитесь ближе к западу, чтобы вас не отрезало рекой. И выждите хоть пару часов после ухода лиамцев.

— Учить меня будешь?

Тенрик поморщился. Шейн усмехнулся, глядя на него снизу — встать перед старшим братом он так и не соизволил:

— Темно твоё сердце. Зачем помогаешь? Я же соберу людей и снова приду.

— Где ты их найдёшь?

— Найду. И тебе всё равно придётся выбирать. Нельзя лизать зад южанам, когда в тебе северная кровь. — Шейн наконец поднялся, и от Тенрика не укрылось, что он берёг руку, задетую мечом сотника. — Помни, брат: в конце концов топтать землю останется один из нас.

— Я тебя не предам.

— А я тебя — легко. Но от жены-дуры, так и быть, избавлю.

— Поклонись от меня отцу, — негромко бросил Тенрик ему в спину.

Шейн не ответил. Затерялся в непроглядной тьме, и Тенрик не смог вспомнить, был ли у него с собой фонарь или хоть факел.

— Так зачем вы это сделали?