— Ты же был верен Империи! — выплюнул Шейн. — Сам считаешь себя одним из них!
— Никогда, — покачал головой Тенрик. — Я — плоть от плоти Севера. Как и ты. Разница между нами лишь в том, что ты хочешь войны, а я мира. А мир может дать только союз с Империей. Только с южным зерном мы будем достаточно сыты, чтобы прекратить грызню за клочки земли.
— Как бы тебе не подавиться этим зерном, брат!
— Помолчи-ка и послушай меня! Бор-Линге не прокормит твоих людей, а зимовка в горах убьёт быстрее любого врага. Эслинге тебе не взять ни силой, ни хитростью. Но можно добиться, чтобы вас снабдили едой, целебными травами и дали спокойно уйти.
— А весной нагнали сюда людей и открыли на нас охоту?
— Этому не бывать. Я знаю, как выторговать тебе помилование. Только уйди.
— И как же?
— Если у тебя будет что-то по-настоящему ценное для имперцев, ты сможешь требовать чего угодно.
— И что же это?
Имя замерло на губах на долю мгновения, чтобы упасть камнем — нет, горой с плеч, увлекая за собой груз обиды и позора:
— Эйлин.
Шейн засмеялся — хрипло, зло:
— Да ты умом решился, братец. Что я буду делать с неженкой-южанкой?
— Делай с ней, что захочешь. Пока она жива, сможешь обменять её на что угодно. На правах безутешного мужа я первым отдам тебе припасы и всё, что нужно для зимовки, и меня никто не посмеет остановить. Даже если сюда заявится сам император — он не станет рисковать её жизнью. Эйлин из слишком хорошей семьи, чтобы этим не воспользоваться.
— Значит, я могу делать, что захочу, лишь бы жила? — в глазах Шейна блеснул хищный огонёк. — Ты же любил её, братец. На руках носил. Бесился, когда я просто смотрел на неё. А теперь — отдаёшь? Не боишься, что вернётся с подарочком?
Тенрик молчал. Шейн смотрел на него и вдруг расхохотался в голос — так, что по коридорам пошло гулять страшное, каркающее эхо.
— Драконья кровь! Неужели красотка подкинула тебе камушки? И ты теперь в обиде?
— Я был рад получить от тебя привет.
— Значит, она всё же дура. Взяла отраву, не проверив. Знаешь, братец, не бросался бы ты женой-дурой! Умная-то за тебя не пойдёт.
Тенрик пропустил обидные слова мимо ушей. Шейн усмехнулся, уже тише: