Федор взял серенькую стандартную похоронку, машинально прочитал, хоть и так все было ясно: «…пал смертью храбрых при освобождении города Тихвина…» Вон когда было-то, на исходе первого военного ноября, а похоронка только сейчас нашла несчастную вдову. Сколько претерпела-то!..

Давняя эта история такой болью отозвалась в пустом плече, что он сморщился. Дело вроде бы обычное: трое избишинских мужиков ушли на фронт и не вернулись, — все, считай, поуходили, и многие уже никогда не вернутся… Но если Кузьма Ряжин, муж покойной Домны и отец нынешних малолеток, ушел с первой повесткой, если Спиридон Спирин, работавший тогда в Мяксе, сбежал под пули от тыловой, беженской сутолоки, то Иван Теслов направление на фронт, как милость божью, получил из мест весьма, говорят, отдаленных. А сидел он, незадачливый острослов, за Спиридона Спирина, которого побил всенародно и ославил на всю Мяксу; до сих пор помнят пущенный с его языка заговор: «Чур, чур нас от Спирина, от вырина, от его полымя́, от его имя́!..» И частушками баловался грамотей лесничий, которые начинал все больше словами: «У Спиридона Спирина, дак вот елова голова…» С частушками и медведей в лесу кормить пошел, да на людское горе и на несчастье, немец с такой неожиданной силой на тыловой Тихвин попер, что добровольцам, которые не о голове, а о душе думали, в то роковое время сказали: «Ну что ж, орлы щипаные, кровью своей ежели искупите…» Так и свела всех троих судьба в одном штурмовом батальоне, который мог быть и гвардейским, если бы весь не полег на подходе к дотам. Но задание тот батальон выполнил, говорили, с честью, и после тех полегших смертников фронт волной прошел от Тихвина до Калинина. В память об отчаянных родителях детям их прислали медали — у мальцов Ряжиных такая хранилась, — а память об Иване Теслове как в воду канула, хотя оставшиеся в живых очевидцы видели, доподлинно знали, что шел он в штурмовой секретной тройке с Кузьмой Ряжиным и Спиридоном Спириным. Земляки, они решили, видно, вместе и судьбу испытать. Для двоих испытание вышло хоть и тяжкое, но честное, а третьего дезертиром посчитали. Трепали на деревне языками, особенно всезнающая Барбушиха: видели, вот те крест, встречали на дороге мужика навроде Ивана Теслова! Но встречать-то встречали, да явно не того. Не воскрес пересмешник Иван Теслов, не вернулся в родные края. Эта весточка хоть и черная, но желанная, первая…

Федор никогда не думал, что может так смерти радоваться, было ему совестно перед Альбиной Адамовной. Он взглянул на нее — и у нее слезы с радостью напополам, надо же!