Жар палил ее щеки, но она так и сидела пригорюнясь, пока не ввалились рыбари, а следом за ними и Юрий-большун, мокрый и серенький, как пескарик. Она его пожалела:
— Юрко, маленький мой!..
Еще и не обняла, а он уже фыркнул:
— Все был большой, а тут маленький! Некогда мне обниматься, с работы пришел.
С ног чуть не валился, а туда же, характер показывать. Айно поглядывала на него, собирая на стол, за который устало валились рыбари. Сейчас им надо поскорее дать поесть, чтобы не заснул кто загодя. У Айно не было времени поговорить с ряжинским упрямым оботуром, только постаралась ему миску с похлебкой поскорее под нос сунуть. Заодно и Демьяну, который тут толкался, крикнула:
— Помогал бы, невелик барин.
А сама в его сторону и не смотрела, хозяйка расторопная. Демьян не был рыбаком, нечего вокруг него хлопотать. Юрию подливала и подкладывала, может быть, в ущерб и другим рыбарям. И Демьян не преминул этим воспользоваться, шутливо, но нехорошо заметил:
— Куда дяде перед племянником! Не маловат ли только мужичок?
Юрий, натопорщив мокрую ложку, ему сразу же отрезал:
— Тоже мне дядя! Лодырь какой-то!
Оскорбленный при всех Демьян потянулся рукой к его уху, но Юрий, не долго думая, треснул по руке все той же мокрой ложкой. Демьян рассердился не на шутку, подскочил к несговорчивому племяннику:
— Ты говори, да не заговаривайся! Ты у меня взбучку сейчас!..
Но неизбежную взбучку сама Айно предотвратила: вскочила и тяжелой своей оловянной ложкой как отрубила тянущуюся к парнишке руку.
— Дурьяк набитый!
Демьян такого, видно, не ожидал. Да и руку оловом не хуже свинца прижгло. А ругаться при всех ему не хотелось, он тряс рукой и посмеивался:
— Посердись, посердись, добрее будешь!
Он заявлял на нее какие-то свои особые права, он при всех приобнял ее за плечи. Айно такая досада взяла: вот бригадирша бестолковая, за себя постоять не может! Как мокрые сети, сбросила с плеч его тяжелые руки:
— Дурьяк набитый!
Хохот пошел под сводами кельи, вовсе не женскими раскатами отдался — посыпались с потолка, казалось, тяжелые гранитные камушки. Старались рыбари громко не разговаривать в своем церковном доме, боясь этого многократного эха, а сейчас вот в несколько голосов поддержали свою бригадиршу, и, чего никогда не бывало, Луиза даже засмеялась. Это, видно, и обидело больше всего Демьяна. Бледный, он разогнулся, как бы отталкиваясь от плеч Айно обеими руками, постоял, презрительно посмотрел на эту иссохшую полустарушку-полудевочку и как оплеуху влепил:
— А ты помолчи, фашистка недобитая.