Поэтому с болью, но не со злостью, как морское поветрие, принял Федор упрямство Юрия Ряжина — мысленно назвал его по фамилии мужика, в доме которого жил и сам.

— Юрий, — шлепая по грязи вслед за санями, сказал, — ты потерпи. Школу тебе надо закончить, Юрий.

— У меня уже почти четыре класса. У батьки три только было, а ничего.

— Он что, учиться дальше не хотел?

— Хотел, да…

— Вот в том и дело: хотел, да хотелка помешала.

— Какая хотелка, дядь Федь?

— А такая… отстань ты от меня, Юрий!..

С досады он постоял под углом веретейского амбара, бестолково расписывая зернистый, набухший снег. Покосился в сторону — и Юрий у другого угла смущенно ковырялся в одежке, словно блоху выковыривал.

— Такая, Юрий Кузьмич, — бросил ему на ходу. — Рано тебе еще в мужики.

Весь день его не оставляла досада за этот бестолковый разговор с малым отпрыском Кузьмы Ряжина. В помыслах парнишки была своя правота, и заявлял он о ней вовсе без гонору. Поэтому хоть и скрепя сердце, но передал слова большуна Марысе. Та лежала теперь на двух составленных лавках, под окном, на свету, вышивала ковер. Озабоченность Федора не застала ее врасплох. Юрию не стала выговаривать, а Федору возразила:

— Чего ж, Юрий хочет своим хлебом жить. Мужик уже мужиком.

— Да какой мужик? Какой? — как бы в отместку, загорячился Федор. — Малец! Рано ему от дому отрываться. Войну всю вместе жили, а теперь, как тараканы, будем расползаться по щелям? Смотри, до хлеба, хоть и своего, еще дожить надо. Уж я-то, председатель, знаю…

— Что ты знаешь, Фе-дя? — гнула что-то свое Марыся, вроде как упрекала его.

— А то. Мало было работников — станет еще меньше. Беженцы теперь уже не беженцы, по домам разъезжаются. Звонил мне Максимилиан Михайлович: одну партию проводили, другую готовят. Чуть не плачет: с кем оставаться, с кем?

— А-а, Феденька, вот о чем нужда! Но за меня ты не беспокойся… здесь я, видно, останусь.

— Да кто о том беспокоится, кто? Да и с чего ты такой разговор начала?

— А с того, Феденька, с того, — держала что-то свое такое на уме. — Только ты слова мои близко к сердцу не принимай. Лучше поешь да посиди со мной немного, отдохни. Успеешь в свою контору.

Босиком он ушлепал на кухню, погрохал там заслонкой и поел, что было. А было припасено, не в пример прошлым дням, хорошо: щи с сухой толченой картошкой и с сальной приправой да пирожки картофельные с грибами. Все не торопясь, исправно сделано. Но он-то поел торопливо, наскоро и опять к Марысе подсел.

— Барбушата были?