Посидел еще и бледными, разбавленными чернилами сам уже написал: «Не ругай меня, голова садовая, когда ненароком после меня на мое место сядешь. Я ведь одной рукой колхоз держал…» Свою правду-матку заверять, конечно, не стал, авось кто-нибудь и его оправдает, колхозной печатью скрепит его правые и неправые дела, в том числе и сегодняшний убой коров…
Не хотелось ему об этом думать, но зазвенел висевший на стене телефон. Максимилиан Михайлович после долгой возни, будто концы проводов связывали на морозе, покашлял в трубку и спросил:
— Коровы как у тебя, хоть на веревках висят?
— Висят, — откликнулся Федор, — но очень плохи. Завтра косить поеду. Возок какой осоки насшибаю, и то корм.
Чувствовал он, как Максимилиан Михайлович собирается с духом. Уговаривать начнет? Но какие уговоры, когда подошло самое голодное время и для скотины, и для людей. Кричать? Но голос он и так в этих криках надорвал, еле-еле выходят слова из больной груди. Нет, просто пожаловалось начальство:
— Не знаю, что и делать. Дохнут по колхозам коровы, а разрешить убой я не могу.
— Не разрешай, ежели так, — ответил Федор, все еще не решаясь признаться в своем грехе. — Дохлое мясо, оно вкуснее.
— Да ты смеешься, что ли, Федор? Смотри, заплакать бы не пришлось.
— Вот и я о том же…
— О чем ты? О чем, Федор?
— О том. О слезах председательских. Сколько они нынче стоят?
— Ни гроша единого. Ты чего, Федор? Чего загадки мне задаешь?
— Думал было задать, да передумал…
— Чего так?
— А того. За длинный язык председателя-то как раз и вешают…
На той стороне тихо стало, только шебаршало что-то, будто мерзлые телефонные провода связывали на ветру голыми руками. И пока там молчали, Федор уже окончательно решил: попридержать надо язык, авось и оживут как-нибудь мертвые коровки…
— Скрываешь что-то, Федор, — вроде как перенесли связанные наконец-то провода его беспокойство с той стороны на эту сторону моря, кружным путем, через Череповец.
— Скрываю, да тебе-то что за беда? Головы и хвосты пока висят в сохранности, с завтрашнего дня начнем подкашивать осоку, дотянем до травки. Ты успокойся, не кричи зря в телефон. Слышь?..
На той стороне моря так закашлялись, так заскрипели плохо связанные провода, так заворчали женские голоса, что он повесил трубку. Чего толочь в пустой ступе? Надо завтра на сенокос собираться, коров кормить, а сегодня надо мясо в ледник перетаскивать, — люди хоть и не коровы, таковские, а тоже есть хотят.