– Ну… что это такое, Гриша… Я сейчас дверь вышибу!

Вышибай, вышибай, чудовище. Кажется, это и вправду мой последний день. Тоже мне трагедия, ну станет в мире одним толстым лысым мужиком меньше. Великое дело! Отчего же так давит в груди? Умру и снова появлюсь на свет, если только… Она была права, эта стерва. Она была права. “Все – метафора, жизнь бывает только один раз”. Кто самый большой глупец в мире? Тот, кто верит собственной лжи. А я что же, действительно лгал все это время? Скажите мне вы, души, я вам лгал? Куда же, к чертовой матери, подевались… Даже осужденному на смерть позволяют выкурить последнюю сигарету!

* * *

Я вам с самого начала говорила, уж как просила прекратить это читать, ну так и еще раз скажу. Тут уже не до смеха, мой сын в психотическом состоянии. Нельзя его подбадривать, сейчас ему не нужно писать для дорогих душ, сейчас ему нужно открыть дверь дорогой мамочке, а иначе с ним случится что-то ужасное.

* * *

– Что ты там делаешь? – спрашиваю я, когда за дверью воцаряется неприятная тишина. – Чувств лишилась?

– Я пишу, – отвечает она по-русски.

– Что?.. Кому? – продолжаю я на иврите.

– И я могу быть стенографисткой нашей жизни.

Я заглядываю в замочную скважину и вижу, что она черкает ручкой по бумаге.

– Ты просто ужас, а не женщина, знаешь?

Души дорогие, то, что вы со мной, – это явный знак, что вы предпочли ей меня. Быть может, во всех моих фантазиях вы узрели тень истины, порой и во лжи есть… Как тот Аман, про которого все думали, что… Нет, на самом деле там не было Амана, однако… к черту…

* * *

Я сейчас последних сил лишусь, умоляю вас, это не обычный ребенок, прошу вас, не слушайте его. Я сердцем чую, что он хочет сделать с собой что-то нехорошее, прислушайтесь к материнскому сердцу…

* * *

– Сделай мне одолжение, – прошу я ее, между прочим и для того, чтобы она прекратила писать. – Просунь мне сигаретку под дверь.

– Выйди из комнаты – получишь столько сигарет, сколько твоей душеньке угодно.

– Ну дай же сигарету, хватит!

– Выходи!

– Ах, так! Забудь. Проехали.