– По-моему, это самое красивое место в городе, – сказала его спутница, когда они ступили на ухоженную дорожку. Синди теперь более опиралась на свой костыль, чем на Майлза, хотя и крепко держала его за локоть на всякий случай. Потеря равновесия на трибуне и нырок вперед в объятия Джимми Минти подорвали ее уверенность в собственных силах.
По ее просьбе они припарковались у восточных ворот, ближайших к кладбищенскому участку Уайтингов. День близился к вечеру, небо снова заволокло тучами, и холодный ветерок шуршал пожухлыми листьями вдоль дорожки.
– Здесь
Ему чудится или в воздухе на самом деле пахнет кошачьей мочой? Войдя на кладбище, Майлз заметил нескольких кошек, шнырявших между памятниками. Они ведь не одичавшие, правда? Ему не хотелось думать о том, какую поживу они находили на кладбище. Опухоль на месте кошачьего укуса спала, но рука пульсировала, словно требуя, чтобы ее почесали. Майлз противился позыву. По другую сторону чугунной ограды, примерно в сотне ярдов от них, беззвучно проехала патрульная машина, и на таком расстоянии трудно было разобрать, кто сидит за рулем – Джимми Минти или его коллега. Синди тоже следила за продвижением машины, пока та не выехала на шоссе и не развернулась назад к городу.
С холма, на который они поднялись, в отдалении виднелась река, и луч яркого послеполуденного солнца, пробившись сквозь облака, подсвечивал синюю воду. Когда они остановились у могилы ее отца, Синди сказала:
– Иногда он приводит меня сюда.
И как это понимать? – подумал Майлз. Зная стойкую неприязнь своей спутницы к метафорам, он решил, что она все же не имеет в виду тень Ч. Б. Уайтинга.
– Кто? – тем не менее спросил он.
– Джеймс.
Ответ ничего не прояснил.
– Джеймс?
– Джеймс Минти. – Теперь Синди, в свой черед, с сомнением поглядывала на Майлза: то ли он туго соображает, то ли не слушает, о чем она говорит. Майлз же пытался вспомнить, слыхал ли он, чтобы кто-либо когда-либо называл Минти Джеймсом, но не смог припомнить.
– Я был не очень хорошим другом, верно? – покаялся он, ненавидя себя за то, что по отношению к этой несчастной женщине остался таким же неуступчивым, каким был в юности. В конце концов, много ли времени он потерял бы, сопровождай Синди на могилу отца в ее редкие, краткие посещения Эмпайр Фоллз?
– О, Майлз, ты был женат. – Она словно прочла его мысли.
На могиле Ч. Б. Уайтинга стояла большая банка с тем, что некогда было ноготками. Цветы поникли, побурели, а в банке плавали засохшие листья. Здесь запах мочи был еще отчетливее.