Утро было великолепным. Солнце щедро и горячо истекало лучами из синих морских глубин. В воздухе тек аромат цветущих садов. Пели птицы. Над волной Борисфена реяли чайки. Все напоминало морские побережья Короны. И ее главную реку — Вислу.

Пан воевода Соколинский восседал на красно-серой арабской кобыле. На плечах его голубел плащ, над рогатывкой, опушенной горностаем, покачивались перья, сиял панцирь, лоснились высокие шведские сапоги. У гусар на теплом речном ветру трепетали крылья. Ветер развевал флажки на копьях, шевелил волчьи хвосты на кольчужных плечах товарищей панцирной хоругви. Светлое лицо пана Соколинского с русой острой бородкой было хмурым, хотя видно было, что он старается быть бесстрастным, серьезным, и только. Но брови сдвигались, образуя на высоком лбу складку. Запасы пороха, ядер и пуль у гарнизона были скудны. И, по сути, гарнизон держался за счет таковой же скудости у московитов. Но к московитам в любой момент могли прибыть подводы, и тогда дни замка будут сочтены. А король все еще пировал в Варшаве.

Они остановились в виду башни на крутом склоне. Там, по приказу воевод, собралось много жолнеров с ружьями. И пушки были нацелены сюда. В воротах Avraamia томились остальные товарищи панцирной хоругви, а в воротах Королевских — остальные гусары, готовые тут же ринуться на помощь воеводе Соколинскому.

Ждали московитских послов.

И наконец они появились. Паны вглядывались в группу приближающихся всадников. Не слишком ли их много?

Впереди ехали два молодых боярина с курчавыми бородами, в опушенных мехом шапках, красных плащах, в панцирях, светло-коричневых сапогах с загнутыми кверху мысами. На их лицах играл румянец. У обоих лошади были холеные, чалой масти. А чуть поотстав от них, ехал боярин в собольей шапке, в темно-красном плаще, с рыжей бородой, добрыми щеками, верхом на статной пегой кобыле. Сопровождали их тяжелые рейтары в панцирях, явно не московиты. Командовал ими смуглый черноусый ротмистр со шрамом на лбу и щеке, верхом на коне вороно-пегой масти, как будто он оседлал день и ночь. На пиках рейтар вились флажки. А один стрелец держал в руке знамя с золотым двуглавым орлом на полотнище. На солнце бликовали панцири и шлемы.

Настала тишина, впрочем, прерываемая и криками чаек, фырканьем лошадей, далеким лаем собак и трепетанием флажков и перьев.

Молчали.

Наконец заговорил баском один из молодых бояр.

— Второй воевода сокольничий боярин Артемий Васильевич Измайлов приветствует вас, радные паны! — с этими словами боярин отвесил поклон не радным панам, а как раз тому боярину с длинной рыжей бородой.