Вход в «Затерянный рай» было нелегко найти среди всех мировых свалок мертвых искореженных автомобилей, на одной из которых под Владивостоком, у города Артем, Александр Захарович Данилочкин устроил реанимационный цех по их оживлению. Журналист Бреханов едва смог отыскать среди величественных курганов металлического ржавья маленькую калитку, накрытую свежей аркой из вьющихся роз. Над входом значилась надпись детским почерком:
Александр Бреханов пришел к Александру Данилочкину без всякого предварительного чувства неловкости или недоумения, ибо между ними, двумя Александрами, как и между мною и каждым из них, ничего неловкого и недоуменного не было. Мы все трое были из посвященных прозорливцев, маму мою звали Александрой Владимировной, а отца Андреем Александровичем. О, достаточно оказалось Александров на одном квадратном метре мирового пространства, чтобы между нами завязался самый непринужденный разговор вне времени.
Начал его Александр Бреханов. Он был небольшого роста, но ершист, в поблескивавших очках.
— Расскажите, уважаемый мастер, как вы от своих ржавых железок пришли к белым и розовым лотосам? На кой они вам в вашем бизнесе?
— С подробностями рассказать или как? — улыбнувшись в усы, отвечал Данилочкин. Он был с усами запорожского казака и тоже в очках, сквозь стекла которого не простым взглядом смотрели на Бреханова маленькие синие глазки прозорливца.
— Рассказывайте с самого начала.
— Ну сначала я пошел, пошел ножками. Потом смотрю, мне уже полсотни стукнуло. Я начал новый бизнес, арендовал у города гектар земли на автомобильной свалке, устроил цех реамобилей.
— Вам голос был?
— Как и всякому. Да, был голос.
— И что он?
— Расчистить надо, сказал, болото. Там же ключ хороший бьет.
— И вы что же?
— Да я что. Ножками, ножками — подошел к воде, взялся за первую ржавую железку, вытащил из грязи и откинул в сторону.
— Зачем?
— Зря спрашиваете, Александр Георгиевич. Мы же оба прозорливцы, и нам было неведомо, во веки веков неведомо, зачем мы хватали в руки ржавую железку и откидывали ее в сторону.