В Тех я отправилась одна. Но горе не знает, что мы изобрели время. У горя собственный поток, оно приходит и уходит волнами. Так что я не пережила это, не отстранилась ни от горя, ни ото всех абсурдных вещей, шепчущих мне вслед, когда я шагала по коридорам. В первые недели я была по статусу выше Джули Бернс, которая должна была удалить себе все зубы, и Эмброуза Трэйнера, приехавшего из Дублина с воспалением пирсинга носа. Моим статусом была Половина. Я была Оставшейся. Я была той, у которой Половина Нее Ушла. В туалете намазанная тушью для ресниц садистка, упивающаяся чужим горем, она же Стажерка-Вампирша Сайобхэн Кроули, спросила меня:

— Ты можешь чувствовать его? Там, по другую сторону? Можешь?

Преподаватели обращались со мной осмотрительно. Моя повесть обогнала меня и оказалась в комнате преподавателей, создав особое пространство вокруг меня, какое делают повести. Из Девушки В Очках я превратилась в Девушку, у Которой Был Брат, затем в Самостоятельную Девушку и, наконец, в Читающую Девушку. По этим ступеням я шла с готовностью и облегчением, наслаждаясь одиночеством, и скоро подтвердила два изречения: первое — наша натура непреложна, и второе — мы становимся теми, какими нас ожидают видеть другие.

Через некоторое время повествования подходят к концу. В мире сем сострадание — ограниченный ресурс, и то, что сначала считают нормальным, скоро начинает раздражать. Почему она все еще такая?

Она делает это ради эффекта.

Ей нравится получать внимание.

Да просто она такая, странная.

И будто умышленно, будто чтобы подтвердить непреходящую странность моей личности, я полюбила поэзию. Миссис Куинти, которая была совсем не такой, как мисс Джин Броди В Расцвете Лет во всем, за исключением того, что видела в некоторых девочках проблески интеллекта, узнала об этом, когда мы читали «Перерыв в Середине Семестра»[653] Шеймаса Хини, — в том стихотворении говорится о смерти его брата, и в предпоследней строке мы узнаем, что малыша сбила машина и он был убит мгновенно. Мне понравилось, что последнее слово той строки гармонирует со словами второй строки и несет в себе одновременно печаль и надежду. Миссис Куинти не знала тогда, что мой отец подготовил почву, что я уже была знакома с Папиным рокотом и меня влекло к поэзии по таинственным причинам. Она давала мне антологии — их ей приносили торговые представители, чтобы она решила, будут ли эти книги полезными. Маленькая, подтянутая и решительная, она входила в аудиторию, клала одну из них на мой стол и говорила: