– Пип Тайлер, – позвал ее Андреас.

Она обернулась. Коллин опять смотрела в сторону и постукивала пальцем; голубые глаза Андреаса глядели на Пип.

– Посидите с нами, – сказал он. – Мы еще не познакомились.

– Я буду на веранде, – бросила Коллин, вставая.

– Нет, не уходите, – сказал ей Андреас.

– Надо покурить.

Коллин вышла из столовой, не взглянув на Пип. Андреас жестом предложил ей сесть.

– По чашечке эспрессо?

– Я даже и не знала, что тут можно пить эспрессо.

– Надо только попросить. Тереса!

Из кухни показалась голова Тересы, жены Педро, и Андреас поднял два пальца. Пип села за его стол, выбрав самый дальний стул. От нахальства, которое она вложила в электронные письма к нему, не осталось и следа, она не решилась даже протянуть ему руку для пожатия. Сидела нахохлившись и ждала, когда он заговорит.

– Коллин сказала мне, что вы тут приятно проводите время.

Она кивнула.

– Я вам не писал, что это красивейшее место?

– Нет-нет, писали.

– Жаль, меня не было, когда вы приехали. Превратить столицу Аргентины в Восточный Берлин семидесятых – для этого понадобились серьезные консультации.

– Здорово, что о вас снимают фильм.

– Довольно странно, но и очень здорово, вы правы. И очень скучно, кроме того. Болтаешься десять часов, дожидаясь двадцати минут действия, и даже тогда не видишь это действие напрямую. Выглядываешь из-за спин в прицепном фургоне и пытаешься что-то разглядеть на мониторе.

– И все же, – сказала Пип.

– И все же страшно льстит самолюбию.