– Вы открытая книга.

– Более или менее.

Он отошел к кровати и сел на нее.

– Честно говоря, – сказал он, – довольно трудно доверять человеку без секретов.

– А мне вообще трудно доверять людям.

– Педро знает, что я у вас, и меня это не радует. Но раз уж я у вас, мы не выйдем отсюда, пока я не буду знать, что могу вам доверять.

– Тогда нам, наверно, долго придется тут пробыть.

– Хотите послушать, какая у меня теория насчет секретов?

– Разве у меня есть выбор?

– Моя теория состоит в том, что личность формируется двумя противоречивыми побуждениями.

– Какими?

– Есть побуждение хранить секреты, и есть побуждение делиться ими. Как вы убеждаетесь, что вы личность, отдельная от других людей? Тем, что некоторые вещи от них утаиваете. Вы оберегаете их от посторонних, потому что в противном случае не будет разницы между внутренним и внешним. Иметь секреты – это способ знать, что у вас есть внутренний мир. Радикальный эксгибиционист – это человек, отказавшийся от своей личности. Но личность в вакууме тоже бессмысленна. Рано или поздно вашему внутреннему миру нужно, чтобы кто-то в него заглянул. Иначе вы просто корова, кошка, камень – всего лишь вещь в мире, предмет, запертый в своей предметности. Чтобы быть личностью, нужна вера в то, что существуют и другие личности. Нужна близость с другими людьми. А чем эта близость создается? Тем, что делятся секретами. Коллин знает, чтó вы втайне думаете об Уиллоу. Вы знаете, чтó Коллин втайне думает о Флор. Ваша личность существует на пересечении этих линий доверия. Вы видите какой-то смысл в том, что я говорю?

– Какой-то вижу, – сказала Пип. – Но довольно странно, что эту теорию проповедует человек, чья профессия – выставлять напоказ чужие секреты.

– Вы что, не слушали меня в ресторане? Я занимаюсь этим не по своей воле. Я в ловушке. Я ненавижу интернет так же сильно, как ненавидел свою родину.

– Будем считать, что я прослушала.

– Вы себя-то хоть слушаете? Я не потому этим занимаюсь, что по-прежнему верю во что-то. Нет, теперь это я сам. Моя личность.

Он сделал жест, в котором читалось отвращение к себе.

– Не знаю, что вам сказать, – промолвила Пип. – Я уже открыла вам свой секрет. Вы знаете мое настоящее имя.

– В вашем имени нет ничего стыдного.