– Поверьте мне, я не ради этого вызвал вас сюда, – сказал он.

– Вы уверены, что хотите этого именно сейчас?

– Совсем честно? Чего я по-настоящему хочу – это поцеловать другое место вашего тела.

– Ничего себе.

– Вам это должно понравиться. И потом вы сможете уехать, а я смогу вам доверять.

– Вы всегда так с женщинами? У вас и с Тони Филд так было?

Он покачал головой.

– Я же вам говорил. В таких сделках я не являюсь собой. Вам я открываю свое истинное “я”, потому что хочу, чтобы мы друг другу доверяли.

– Ладно, но, простите, не понимаю: как это поможет вам доверять мне?

– Вы сами это сказали. Если Коллин станет известно, она вас не простит. И ни одна из практиканток не простит. Я хочу, чтобы у вас был секрет, который знаю я один.

Она нахмурилась, стараясь уразуметь его логику.

– Подáрите мне этот секрет? – Он снова обнял ладонями ее щеки. – Пойдемте, ляжем вместе.

– Может быть, лучше будет, если я поеду.

– Ведь вы сами захотели подняться в номер. Вы сами заставили меня прийти к вам.

– Вы правы. Я сама.

– Поэтому ложитесь. Тот, кем я являюсь на самом деле, это человек, который хочет войти в вас языком. Позволите мне это? Позвольте, очень вас прошу.

Почему она пошла за ним к кровати? Чтобы быть храброй. Чтобы принять правила игры, диктуемые номером отеля. Чтобы отомстить равнодушным мужчинам в Окленде. Чтобы сделать ровно то, чего боялась ее мать. Чтобы наказать Коллин за более сильные чувства к Андреасу, чем к ней. Чтобы стать женщиной, которая приехала в Южную Америку и заполучила в любовники знаменитого, могущественного мужчину. У нее не было недостатка в сомнительных причинах, и сейчас, на кровати, когда он, не форсируя событий, целовал ее в глаза и гладил по голове, целовал в шею, расстегивал на ней рубашку, помогал снять лифчик, касался грудей взглядом, пальцами, губами, нежно спускал с ее бедер джинсы, еще нежней трусы, – все эти причины пребывали в гармонии. Она чувствовала, как дрожат у нее на бедрах его руки, чувствовала, как он возбужден, и это было нечто – это было колоссально много. Похоже, ему на самом деле нужно было ее тайное местечко, и не столько умелые negocitos[62] его губ и языка, сколько сознание этой нужности заставило ее кончить так горячо, так неистово.

Но когда все было позади, вернулась ее неприязнь к нему. Она была смущена и чувствовала себя грязной. Он целовал ее в щеки, в шею, благодаря ее. Она знала, чего требует от нее вежливость, и неослабевающая настоятельность его поцелуев говорила ей, что он этого хочет. Отказать будет эгоистично и неестественно с ее стороны. Но она ничего не могла поделать; трахаться, преодолевая неприязнь, – нет, она не была к этому готова.