Светлый фон

– Ну разумеется.

Правда-правда.

Правда-правда.

Так, пока принесут чек… пока я расплачусь, пока поймаю такси, пока доеду до дому… будет уже почти полночь, а это значит, что я никак не успею вернуть в видеопрокат вчерашние кассеты, а если не заезжать домой, тогда я еще успеваю зайти в прокат и взять еще одну кассету, в членской карточке сказано, что можно брать не более трех кассет одновременно. А я вчера взял только две («Двойное тело» и «Горячая мертвая блондинка»), так что я могу взять еще одну, но я совершенно забыл, что участвую в их членской программе «Золотой круг», то есть если я за полгода набираю кассет на тысячу долларов (минимум), тогда мне можно брать одновременно – за один раз – сколько хочешь кассет, но я не знаю, можно ли взять кассеты, если ты не вернул предыдущие, а две я уже взял вчера, так что…

могу сколько хочешь

– Дэмиен. Ты – Дэмиен, – слышу я бормотание Шона. Во всяком случае, мне так показалось.

– Что ты сказал? – Я смотрю на него. – Я не расслышал.

– Хороший загар. – Он вздыхает. – Я сказал, хороший у тебя загар.

– А. – Я все еще пытаюсь сообразить, как быть с кассетами. Я опускаю глаза и смотрю… куда? Себе на колени? – Спасибо.

– Рок-н-ролл. – Он тушит сигарету в хрустальной пепельнице. Из пепельницы поднимается дым, но быстро рассеивается.

Шон знает, что я знаю, что он может меня провести в «Петти», новый клуб Нормана Прейджера на Пятьдесят девятой, но я не буду его просить, а сам он не предложит. Я кладу поверх чека мою платиновую American Express. Шон таращится на смазливую девицу у барной стойки – платье из джерси от Thierry Mugler, шаль от Claude Montana, – она лениво потягивает шампанское из бокала без ножки. Когда официантка подходит, чтобы забрать чек и карточку, я отрицательно качаю головой, и Шон все-таки опускает глаза и видит мою АmЕх, и тогда я делаю знак официантке, чтобы она подошла и взяла чек с карточкой.

Ланч с Бетани

Ланч с Бетани

Сегодня я встречаюсь с Бетани за ланчем в «Тщеславии» – это новое бистро Эвана Килея в Трибеке, и, хотя утром я два часа занимался в спортзале, а потом еще до полудня поработал с гантелями прямо в офисе, чувствую я себя нервозно. Сложно определить причину, но я думаю, что одно из двух. Либо я опасаюсь, что меня обломают (хотя непонятно, с чего бы вдруг мне опасаться облома: она сама мне позвонила, она хочет видеть меня, она хочет со мной пообедать и снова со мной поебаться – она, а не я), либо все дело в этом новом итальянском муссе для волос, который я попробовал как раз сегодня, и, хотя он приятно пахнет и волосы кажутся гуще, он оставляет какое-то липкое, неприятное ощущение и вполне может быть причиной моей непонятной нервозности. Чтобы за обедом нам было о чем поговорить, я вчера попытался прочесть сборник рассказов одного модного молодого писателя, о котором недавно писали в «New York». Книжка называется «Котелок для рагу», я купил ее в Barnes & Noble. Я честно пытался ее читать, но все рассказы начинались с фразы: «Когда луна бьет в глаза, как большая пицца», – так что я поставил книжку на полку, выпил «J&B» со льдом и принял два ксанакса, чтобы прийти в себя после такого напряга. В качестве компенсации, перед тем как лечь спать, я написал Бетани стихотворение и потратил на это немало времени, что меня удивило, потому что в Гарварде я часто писал ей стихи, длинные мрачные поэмы, до того, как мы с ней расстались. Господи, думаю я, входя в «Тщеславие» (опаздывая всего на пятнадцать минут), я очень надеюсь, что она не связалась с Робертом Холлом, этим тупым мудаком. Проходя мимо зеркала, что висит над стойкой, я смотрю на свое отражение – мусс смотрится очень даже неплохо. В сегодняшнем «Шоу Патти Винтерс» обсуждали Патрика Суэйзи – стал он циником или нет?