– А я буду рыбу-лоцмана, – говорю я. – Мне начинает нравиться. Рыба-лоцман, – говорю я, кивая.

Позже, после посредственного ужина и бутылки дорогого калифорнийского каберне совиньон и одной порции крем-брюле на двоих, я заказываю стаканчик пятидесятидолларового портвейна, а Джин пьет эспрессо без кофеина и спрашивает меня, откуда произошло название ресторана. Я рассказываю ей, ничего не придумывая, – хотя меня так и подмывает сказать какую-нибудь чушь, только чтобы посмотреть, поверит ли она. Сидя напротив Джин во мраке «Аркадии», легко поверить, что она проглотит все, что угодно, – ее влюбленность делает ее беззащитной. Я нахожу это на удивление неэротичным. Я даже мог бы рассказать ей про мою приверженность апартеиду и вынудить ее найти причины, по которым ей следует согласиться со мной и вложить крупную сумму денег в расистские организации, которые…

– Аркадия – древняя область в Пелопоннесе, это в Греции. Она была основана в триста семидесятом году до нашей эры и была полностью окружена горами. Ее крупнейшим городом был… Мегаполис, который стал и центром политической активности, и столицей Аркадской Конфедерации… – Я делаю глоток портвейна, густого, крепкого и дорогого. – Он был разрушен во время Греческой войны за независимость. – Я снова замолкаю. – Первоначально Пану поклонялись в Аркадии. Ты знаешь, кто такой был Пан? – (Не сводя с меня глаз, она кивает.) – Его празднества походили на празднества Бахуса, – рассказываю я. – По ночам он резвился с нимфами, а вот днем любил… попугать путников… Отсюда произошло слово «паника».

Ну и так далее. Я поражен, что это сохранилось в моей памяти, и, подняв глаза от портвейна, куда задумчиво смотрел, улыбаюсь ей. Она долго смущенно молчит, не зная, как отреагировать, но в конце концов глубоко заглядывает мне в глаза и, подавшись вперед над столом, запинаясь произносит:

– Это… так… интересно.

Это все, что она говорит, но больше от нее и не требуется.

11.34. Мы стоим на тротуаре перед домом Джин в Верхнем Уэст-Сайде. Швейцар осторожно наблюдает за нами, его взгляд следит за мной из подъезда, наполняя меня несказанным ужасом. Завеса звезд, миллионы рассеянных звезд сверкают на небе, их столько, что это унижает меня, и мне трудно это стерпеть. Я что-то говорю о тревожности, Джин пожимает плечами и кивает. Похоже, ее сознание не в ладах с языком, она словно пытается найти рациональный ответ на вопрос, кто я такой на самом деле, но это, разумеется, невозможно: ключа… нет.

– Ужин был замечательный, – говорит она. – Большое тебе спасибо.