Его чуть оттопыренные в стороны уши слегка покраснели на холоде.

– А что говорит сердце?

Цвет бессильно качнул головой:

– Оно плачет.

Николай взял друга за руку. Антон повернул к нему голову.

– Ты уже ничего с ними не можешь сделать. Это ушло. Грехи искупляются любовью и болью. Эти двое всегда идут рука об руку. Ты…

– Твоя рука… – медленно перебил его Цвет. – Она теплая.

Николай опустил глаза вниз, сам не веря в это. Его руки внезапно перестали источать холод.

Антон отпустил его и потрогал свою кисть, улыбнувшись:

– Да ты целитель.

Он смотрел снизу вверх на своего друга и не мог оторваться: до банальности знакомые черты лица Зарёва вмиг стали такими родными, будто он увидел их под другим освещением, будто забытый блеск прошлого вернулся, будто…

Цвет опустил глаза и снова закурил, смотря вперед:

– Помнишь тот момент, когда из динамиков впервые полилась музыка… Наша музыка? После стольких лет разговоров, это случилось.

– Это была наша маленькая победа.

– Нет, это была большая победа. Наша и большая

– А потом ты уехал, пути разошлись. От чего ты бежал в этот город, прихватив с собой легкую сумку с одеждой и зеленый томик Пушкина?

– Наверное, от себя самого, от собственной никчемности. Я не хотел более досаждать людям своим присутствием.

– И кем ты стал, друг мой? – с нежностью в голосе спросил поэт.

– Кем мы стали… – ответил Антон, провожая взглядом выезжающий из автомастерской блестящий порше.

– Их квартиры – продолжение шикарных ресторанов, – перехватил взгляд друга Зарёв.