Он взял стул, перевернул его спинкой вперед и сел, расставив ноги в стороны:

– Как жизнь?

Он заметно потолстел, осунулся, истёрся, будто был тряпичной куклой, забытой на дачном карнизе на всю зиму. Даже глаза потеряли запал, в них тлели лишь едкие угольки, не дающие никакого тепла. Только его губы были по-прежнему всё также изящны.

– Как-как… Паршиво. Пить будешь? – сказал Николай, подходя к комоду в дальнем углу комнаты.

– Не, я бросил.

– А чай, кофе?

– Не, скучно. Был на днях в Кронштадте, знаешь, там так подняли город. Разваливающихся домов гораздо меньше, памятники привели в надлежащий вид, туризм процветает.

– И пол века не прошло, – сказал поэт, бросая ложки молотого напитка в бокал.

– А как тебе новый праздник воинской славы – День взятия Риги?

– Ерундой занимаются. Не это нам нужно. Будто всё, что надо это флажки раздавать и скандировать: РОССИЯ! РОССИЯ! РОССИЯ! Не берет меня гордость за Родину от такого.

– Ну ладно, ладно, не расходись. Так как, дела-то?

– Фестиваль не получился, газету давят, творческие цеха и объединения хотят от нас того, что мы уже не можем им давать… ох, проблем полны руки и голова.

– Понятно… Слушай, ты не обижайся, но… – Антон замялся и опустил глаза. – Если по правде, то это я посоветовал господину губернатору обратить на тебя внимание, причем самое пристальное. Но это всё ради нашего блага.

Николай медленно повернулся к собеседнику с чашкой кофе. Он медленно отпил и деревянной походкой вернулся на своё кресло.

– Так… И в чем благо?

– В том, что тебя заносит, – обвинительно заявил Цвет, вступив в зрительный контакт с оппонентом. – Ты хочешь того, что нельзя реализовать, а если и можно, то это опасно. Не все люди такие умные как ты, твои просветительские идеи и весь этот дух либерализма может так аукнутся, мы же сейчас всё как на пороховой бочке сидим. Нужна сильная власть, она формируется прямо сейчас, но ты… Я бы не стал, но открытое письмо президенту по поводу прав человека – это уже перебор. Ты где живешь? Ты же сам себя закапываешь, живьем зарываешь, и Лену зароешь, и нас всех, зароешь! – закричал Антон.

Зарёв стукнул бокалом по столу, расплескивая напиток и вскочил, быстро подойдя к окну.

Цвет тоже поднялся:

– Мне уже со всех инстанций сверху про тебя говорят. Если бы я не шепнул губернатору и тот же самый фестиваль провели, а? Ты же таких специалистов позвал из-за границы, они этими своими театрами и фильмами тут такое бы устроили! Ты бы уже в тюрьме сидел за пропаганду всего этого, хорошего! Ну, нельзя, нельзя у нас по-человечески, пойми. Не надо сейчас искусство, не нужно оно, оно должно встать и затвердеть, не нужны нам сейчас перемены, за них накажут, я…