– Пойдем. – Джек встал, взял девочку за руку. – На этой неделе я провел в тюрьме достаточно времени.

Он сгреб листовки, сунул в карман и повел Лореду через улицу – в закусочную.

Джек сел за стойку, Лореда забралась на табурет рядом с ним. Промокнула кровь на виске Джека салфеткой.

– Ну что, я теперь выгляжу как разбойник?

– Не смешно, – сказала Лореда.

– Да. Не смешно.

– Из-за чего все это?

Джек заказал у бармена для Лореды шоколадный молочный коктейль.

– Цены на хлопок падают. Это плохо для промышленности и плохо для рабочих. Хозяева волнуются.

Лореда так быстро всосала сладкий коктейль, что у нее зашумело в голове.

– И поэтому созвали собрание, поэтому накинулись на вас?

– Накинулись они на меня, потому что не желают ставить вас вровень с собой. Боятся, что вы объединитесь в профсоюзы, потребуете справедливой оплаты. Так называемая блокада против бродяг закончилась, границы штата снова открыты, и мигранты стекаются со всех сторон.

– Они не хотят платить нам столько, сколько просто нужно для жизни.

– Вот именно.

– А как их заставить платить?

– Только бороться.

Джек помолчал, глядя на Лореду, а затем с деланым равнодушием спросил:

– Детка, а как там твоя мама?

После десяти часов работы под палящим солнцем Элса слезла с грузовика. Она так и не сняла рабочие перчатки, в руках она держала чек. Много по нему не получишь, но хоть что-то. Магазин компании брал с жителей лагеря десять процентов за выплату наличных, но больше обналичить чек было негде, и если рабочие хотели получить наличные, вместо того чтобы перевести деньги на кредитный счет, приходилось платить проценты. И как бы мало им ни платили, они получали еще на десять процентов меньше. Элса совсем вымоталась, руки и плечи ломило. Она вошла в магазин, где мелодичное звяканье колокольчика теперь лишь действовало на нервы. Оно напоминало о растущем долге и мучительной правде: выхода нет.