– О нет, прекраснейшая! – поспешно сказал скульптор, делая поклон. – У меня срочная работа. Нужно поспеть к завтрашнему дню.

Нефертити обвела глазами мастерскую, слегка кивая в ответ.

– Ты так занят, что даже не слышал мой зов? – в ее голосе сквозила обида.

– О, прекраснейшая! Я прошу простить меня, – Тутмес смотрел себе под ноги.

– Я не сержусь. Я здесь не для упреков, а для того, чтобы сделать заказ.

– Я готов его исполнить, – Тутмес вновь поклонился.

– Сделай мой портрет. Как быстро ты можешь его выполнить?

Ваятель, не поднимая глаз, видел царицу и ее свиту, толпящуюся у входа в мастерскую.

– Прекраснейшая, – молвил он. – Вели своим слугам удалиться. Я сделаю тебе подарок.

Нефертити посмотрела на скульптора с удивлением, но тут же подала знак рабыням, и те скрылись из виду. Ваятель неподвижно стоял перед ней в смиренной позе, прижав одну руку к груди и по-прежнему глядя в пол.

– Я исполнила твою просьбу, – сообщила она.

Тутмес поклонился, затем отошел к дальнему углу мастерской и отодвинул ширму, стоящую там.

Сначала Нефертити увидела только предмет, покрытый тканью, но Тутмес резко сдернул покрывало, и взгляду изумленной царицы открылся превосходный портрет, изображающий супругу фараона.

Каменная женщина сидела на плоской плите, поджав одну ногу и согнув другую в колене. Права рука сгибалась в локте и почти касалась кистью груди. Левая, тоже чуть согнутая, с ладонью, параллельной полу, словно желала кого-то успокоить. Длинная шея, чуть вытянутая вперед, голова с приподнятым подбородком, выражение лица, свойственное царице в минуты грусти и размышлений – вот что представляла собой статуя обнаженной женщины, голова которой была увенчана массивным царским головным убором, тоже выполненным из камня. Тутмес раскрасил изваяние, соблюдая все тончайшие переходы цветовых полутонов, свойственных человеческой коже. Глаза не были инкрустированы, но восхитительно выведены красками. У подножья статуи располагалась надпись, пущенная китайскими иероглифами. Чуть приблизившись, царица принялась внимательно разглядывать ее.

Неожиданно Нефертити в упор взглянула на Тутмеса. Тот, по-прежнему, смотрел в пол.

– Ты… зачем? – с трудом произнесла царица.

– Прости, прекраснейшая, я должен был сначала спросить твоего разрешения, – ответил скульптор, краснея еще сильнее.

– Почему ты это сделал?

– Да, я позволил себе недопустимую вольность, – поспешно закивал ваятель. – Но светские скульпторы могут изображать обнаженных людей…

– Почему ты решил, что тебе все позволено? – в голосе царицы чувствовалось негодование.