– Ты отведешь меня во дворец, – повторил он, не моргая и завораживая взглядом незнакомца.

Это начинало получаться, взгляд преследователя мутнел, улыбка сползала с губ. Еще бы миг, и Такенс одержал бы победу над разумом и волей этого человека, но…

Тем временем он почувствовал, как что-то холодное и скользкое медленно погружается в его тело между ребрами под сердцем. Боли не было совсем. Такенс даже не сразу понял, что сосед слева ткнул его кинжалом.

– Отведи меня к царю, – медленно произнес Такенс, теряя силы.

Глаза его закатились, выпуская волю незнакомца из клетки. Тот немедленно очнулся от невольного оцепенения. Такенс все еще был на ногах, вернее, так казалось, потому что его убийцы крепко поддерживали под локти. Рукоятка кинжала торчала из тела, но дыхание все еще ощущалось вполне явственно. Жрец был жив.

Главный преследователь сделал чуть заметный жест, означавший приказ следовать за ним. Такенса приподняли над землей ровно настолько, чтобы его ноги не тащились по пыли, но при этом сохранилась иллюзия, что он идет сам, и группа быстро покинула базар, где никто ничего не заметил.

Египет. Ахетатон.

Египет. Ахетатон.

Не помня себя, Тутмес миновал сад, вышел за ворота резиденции и направился в город. Во всяком предмете, попадавшем ему под ноги, Тутмесу мерещилась отколотая рука, и ваятель всякий раз в ужасе шарахался в сторону. Он плутал по улицам, не замечая тяжести сумки с инструментом, позвякивающем за спиной при каждом шаге и, наверное, хотел сбежать от собственных мыслей, гнавших его прочь из дворца. Оказавшись в кварталах ремесленников, где его хорошо знали, он был приглашен в один из глинобитных домиков, куда немедленно сбежалась целая толпа светских ваятелей, каждый из которых считал обязанностью посоветоваться с начальником скульпторов о своей работе. Жена хозяина подавала угощение, и уже вскоре от выпитого пива происшествие сегодняшнего дня не казалось Тутмесу столь ужасным, а положение – безвыходным. Его хвалили, им восхищались, и он в тот миг понимал, что ему поклоняются, как богу. Среди присутствующих было много женщин, и все они не уступали в красоте царице Нефертити. Одна из них, маленькая, пухлая и круглолицая, восторженно смотрела на Тутмеса большими томными глазами и казалась скульптору огромной кошкой. Движения ее, мягкие и изящные, делали это сходство более убедительным.

Солнце садилось, и Тутмес поспешил домой. Расставаясь с гостеприимными хозяевами, он взглядом выхватил из числа собравшихся округлую фигурку и почему-то улыбнулся ей. Девушка расценила это, как добрый знак, и последовала за Тутмесом.