III

неожиданная развязка

И с этими словами произошло неожиданное. Ракитин вдруг, вскочив со стула, выхватил небольшой револьвер и направил его на Красоткина. Ему действительно долгим разглагольствованием удалось усыпить бдительность всех и главное – Муссяловича, который и предназначался, по-видимому, для этой важной роли – стража над Ракитиным – ибо стоял ближе всех к нему. Муссялович бросился на Ракитина, но чуть не успел – буквально долю секунды, сыграло роль то, что руки у него были за спиной – выстрел все-таки прозвучал… И уже после него Ракитин, буквально смятый нападением, обрушился вместе с Муссяловичем на пол. Но тот все-таки успел чуть помешать, ибо пуля, предназначенная, Красоткину, видимо, прямо в лицо, только чиркнула его по щеке и оставила сначала бледную линию разорванной кожи, затем мгновенно заполнившуюся и пролившуюся темной, почти черной в полумраке, кровью. Красоткин инстинктивно отпрянул назад, затем схватился на подбородок:

– Как Печорина!.. Как Печорина!.. – неестественно высоким голосом, почти визгом, выкрикнул он и засмеялся нервным смешком.

Но из глубины ширмы, из-за которой недавно вышли «мстители», вдруг раздался еще один крик, и оттуда из темноты выбежала еще одна фигура. Она продолжала кричать на бегу, и только увидев стоящего на ногах, а значит, живого, Красоткина, перестала кричать, но задержалась лишь на секунду. Ибо следом бросилась утирать и унимать текущую из задетой щеки Красоткина кровь. Это была Варвара Николаевна Снегирева, та самая прибывшая из Петербурга «связная», что и привезла смертный приговор Ракитину. Она мало изменилась с тех пор, как мы тринадцать лет назад видели ее мельком в доме своего отца, несчастного штабс-капитана. Такое же неброское ситцевое платьице, какого-то старомодного фасона, с манжетами на рукавах и сухонькое заостренное личико, искаженное к тому же маской ужаса, что придало ему неопределимо отталкивающее птичье выражение.

– Не беспокойтесь, Варвара Николаевна, не беспокойтесь… Пустяки все, – улыбаясь половиной лица, бормотал Красоткин, тем не менее не уклоняясь от рук Снегиревой, заботливо промокавшей платком его рану. – Вы лучше позаботьтесь о господине Ракитине…

Да, Ракитину досталось от Муссяловича изрядно поболе. Вообще, он сделал непростительную в его положении ошибку, направив свое оружие против Красоткина, а не против Муссяловича и теперь расплачивался по полной программе. Свалив его на пол и выбив из руки револьвер (он откатился к ногам Катерины Ивановны), Мусялович развернув Ракитина лицом к полу, сел на спину и, заломив ему одну руку назад, схватив другой рукой за волосы, теперь немилосердно бил лицом об пол. Да так, что закачалась лампа, под которой все это происходило, и из нее стали падать вниз капли масла. При этом еще и рычал что-то невразумительное на польском – слышны были только шипящие звуки – так что картина выглядела совсем уж по-зверски.