— Ты провинилась перед богом, — сказал мулла Батийне, — сейчас же прочитай молитву, грешное дитя мое.

— Не буду, молдоке. Такой шариат, который не видят слез бедняков и не слышит их стоны, я отвергаю. Даже если попаду в ад, даже если сам аллах создал обманчивый, неустойчивый шариат, все равно я недовольна. Если можете, то обрушивайте на мою голову все громы и молнии!

Гостям было не до кумыса. Напиток застревал в горле. Мулла несколько раз вслух прочитал молитву, неутешительно подумал: «Лайлова-иллала, какое кощунство! Безбожница этакая! Так поносить бога! Женщины, не смеющие прямо смотреть на мужчину, плюют на создателя, не стыдясь белобородых старцев. Что творится на белом свете, эгем![87]»

Взбив кумыс, Батийна наклонила горлышко бурдюка, налила верхом глиняную корчагу и с независимым видом покинула юрту. Внезапно уйти от почтенных гостей, которым она обязана была прислуживать, что может быть постыднее?

— Если эта женщина не бросит свой гордый норов, — сверкая опухшими глазами, взвинтилась Турумтай, — она принесет нам изрядную беду. Сам черт ей потакает! Перестала уважать не только младших, но и старших. Умнее всех хочет казаться. Бесстыдница! Опоганить так свой рот!..

Кыдырбай крякнул, давая понять жене, чтобы прекратила этот разговор при чужих, а вслух сказал:

— Э-э, байбиче, махни на это рукой. Наливай нам кумыса, и все обойдется. Или ты считаешь ниже своего достоинства прислуживать именитым людям?

Турумтай успокоилась, притихла.

— Честь моя не задета, хозяин нашей юрты. Я просто удивляюсь на свою невестку. Она совсем выбилась из повиновения.

И правда, Батийна чувствовала себя по-новому свободной, будто кто-то вселил в нее светлую надежду, открыл, разбудил дремавшие силы.

Батийна теперь редко прикасалась к тяжелому набрякшему мешку, редко уходила с ним за сухим кизяком в поле. Куда чаще она отлавливала лучших коней, по-мужски быстро и ловко седлала их и на свой риск скакала по соседним аилам. Случалось, что поводок своего коня Батийна направляла в сторону едущих всадников: неудержимо хотелось послушать, что делается в мире.

Однажды она узнала, что в верхний аил из Андижана приехал предсказатель-ясновидец. «Если он на самом деле ясновидец, то должен сказать чистую правду о наших обездоленных женщинах», — решила Батийна.

Недолго думая, она оседлала ходкую серую кобылку и пустилась в дорогу. Только успела отъехать от аила, как на крупном гнедом жеребце, скакавшем во весь опор, догнал ее муж Алымбай. Он на всю округу отчаянно орал:

— Эге-гей-ей, баба! Куда поехала?

Батийна слышала окрик мужа, однако продолжала ехать.