Светлый фон

Иафет помрачнел, кивая головой и соглашаясь с этой тревогой. Его самого она грызла, и не раз ему снился Илия, старший брат Деборы, кто исчез в дикой степи и за всё это время ни разу не дал о себе знать. Старому отцу снилось, будто он жив и здоров, живёт хлебосольным хозяином в большом дворце с садами, бассейнами и фонтанами, у него четверо взрослых деток и красивая жена. Просыпаясь, Иафет рассказывал обо всём жене, и та, плача, признавалась, что верит в то же самое. Когда сыновья вернулись обратно и поведали о происшедшем, у главы семейства шевельнулось подозрение: не его ли Илия служит первым царедворцем? Но Иуда и братья, встречавшиеся лицом к лицу со знатным египтянином, лишь развели руками. У их брата было красивое живое лицо, нежная доверчивая душа, а этот сановник чрезмерно суров и мрачен. Да и не мог их брат сделать вид, что никого из сородичей так и не узнал. Если б узнал, то Иуду, как зачинщика своего избиения, а потом продажи в рабство, обезглавил бы или бросил в тюрьму. А коли так не сделал, значит, то другой Илия. Имя в Палестине, да и в Египте, распространённое.

— Но что же делать, сын мой? — очнувшись от раздумий, вздохнул Иафет. — За то серебро, что мы сумели сберечь, здесь нам и мешка пшеницы не дадут.

Иуда кивнул.

— Как придёте в Ахет-Атон и увидите первого царедворца, сразу повинитесь во всём, отдайте серебро и покажите ему Дебору, это смягчит его сердце, — заговорил снова отец, а услышав, как всхлипнула при упоминании имени младшего сына жена, и сам не выдержал, часто заморгал, стараясь сдержать непрошеную слезу, но ему это не удалось. — Если нужно будет остаться и поработать на царедворца, не чинитесь и не гнушайтесь никакой работой. Отправьте лишь Дебору с кем-нибудь сюда, а сами поработайте. Мы тут и без вас справимся. При любой возможности передайте весточку с купцами.

Иафет помедлил и протянул вторую четверть своей лепёшки Деборе, которая, глядя на неё, глотала слюну. Иуда оторвал от своей половину и молча передал отцу. Тот заколебался, но всё же принял сыновний дар, бросив виноватый взор в сторону заболевшей жены. Иуда ничего не сказал, лишь не спеша стал отщипывать по кусочку лепёшки и медленно жевать, в то время как младшая сестра проглотила свой хлебный лоскут в одно мгновение.

— Иди, побудь с матерью, — вымолвил Иафет. — Завтра ты с ней расстанешься, и надолго.

Дебора напряглась, услышав эти слова, в её больших глазах тотчас заблестели слёзы, она кинулась на шею к отцу, заплакала, не желая покидать его и умоляя оставить её дома.

— Ну что ты, что ты! — Иафет сам прослезился, дрожащей рукой погладил дочь по спине. — Ты же поедешь с братьями и сразу же вернёшься, увидишь столицу Египта, там очень красиво! Я бы сам съездил, но очень слаб, да и маму нельзя одну оставлять. Ну ступай.