Дебора вернулась к матери, снова взяла её за руку.

— Я не хотел тебе говорить об этом, отец, но Суппилулиума напал на Сирию, взял Каркемиш, собирается захватить Эмар и Халеб. Это не так далеко от нас. И поговаривают, что хеттский самодержец собирается идти на Египет. Значит, наши дома он не минует. Другой дороги ведь нет...

Иафет, подняв голову, не отрываясь смотрел на Иуду.

— Наши овцы, — в страхе прошептал отец.

Старший сын несколько раз кивнул.

— Двух наших небольших стад не хватит войску вождя хеттов даже на обед!

— И что нам делать?

— Если мы уйдём, то при вторжении царя Хатти некому будет спрятать наших овечек и защитить дом, — Иуда молчал, давая возможность отцу самому принять окончательное решение.

Идти в Египет ему не хотелось. Уж слишком сурово был настроен тогда дядюшка первого царедворца, нагнавший на него столько страха, что Иуда до сих пор не мог опомниться. От одного его узкого, почерневшего от времени лица перехватывало дыхание. Об этом разговоре Иуда не рассказывал ни отцу, ни братьям.

— А если он не пойдёт на Египет? — стараясь унять дрожь в теле, спросил Иафет.

— Этот человек, отец, никогда не отступается от своих умыслов, — заметил Иуда. — Я же поступлю, как ты скажешь!

Он склонил голову.

— Ступай, сын, отдохни, мне нужно подумать. Через два часа приди ко мне, я дам ответ, — покрываясь испариной, шёпотом еле выговорил Иафет: от недоедания у него часто кружилась голова.

Суллу точно безумная пчела ужалила. Обида, замешанная на молодом честолюбии да на его взрывном характере, была подобна забродившему винограду. И раньше фараон сердился на своих подданных, кого-то отдалял от себя, приближая порой недостойных, но он никогда не лишал опальных советников пригоршни зерна, помня об их прошлых заслугах. Даже преступника, брошенного в тюрьму, кормили три раза в день. А чем же он провинился? Он счёл себя отодвинутым в сторону, временно ненужным и терпеливо ждал, когда властитель о нём вспомнит и призовёт к себе. И вдруг наказание, которое никогда ни к кому не применялось, наказание, равносильное смертной казни, ибо что ещё значит — лишить человека пищи? Он обречён на медленное умирание. И, конечно же, Сулла взбунтовался. Он бросил в лицо своим обидчикам всё, что о них думает. Он не стал пресмыкаться и ползать перед ними на коленях. Он хотел умереть стоя. И тогда правитель приказал ему немедленно покинуть город.

Накануне Тиу разрешилась от бремени мальчиком, его назвали Тутанхатон. Узнав об удалении Суллы, она бросилась к фараону и стала умолять сына сменить гнев на милость, простить оракула, но Эхнатон был неумолим. Мало того, что оракул оказался бездельником, он ещё посмел проявить неслыханную дерзость в разговоре с ним, не один раз угрожал отмщением Илие, первому царедворцу, а потом, повстречав Азылыка, дерзко оскорбил и его.