«Он легко поддаётся жалости», — подумали некоторые. А для сенатора Юния Силана, Пизонов и Сертория Макрона, напуганных раскрытием их едва зародившегося заговора и следивших за процессом, как за разливом реки в половодье, в страхе, что прорвёт дамбу, этот сентиментальный возврат к разумному решению, столь отличный от мрачной неумолимости Тиберия, показались щелью в глухой каменной стене.

Император же держал свои мысли в себе и сказал Каллисту лишь одно:

— Следи за ними, — прекрасно зная, какие тайные силы выпускает на волю в этом бледном греке.

Он как будто обо всём забыл, когда кораблестроитель Евфимий и египетский архитектор Имхотеп сообщили ему, что в бассейне императорских садов плавают уменьшенные модели Ма-не-джета и Ма-се-кета, таинственных египетских кораблей, и, если он одобрит, на следующий день на берегу озера Неморенсис развернётся строительство.

— Хочу видеть их сейчас же, — ответил император и своей быстрой юношеской походкой отправился в сад.

Пожилой Имхотеп с тревожным волнением, а покрытый мизенским морским загаром Евфимий с лукавой улыбкой, словно приготовил шутку, поспешили за ним. В глубине аллеи, среди зелени, солнечные лучи касались чего-то, блестевшего золотом. По мере приближения императора сияние усиливалось: Евфимий хорошо выбрал время и место.

И вот, стоя перед бассейном с водяными цветами, привезёнными из Египта Августом, Евфимий проговорил с триумфальным жестом, словно указывая на завоёванный город:

— Август, смотри: два корабля с деревянным корпусом, неся на палубе мраморные здания, легко плывут по воде. Смотри.

Он двинул пальцем большое кормило на корме корабля без вёсел и паруса, и нос плавно повернулся к императору.

— Не хватает гребцов, приходится работать самому, — засмеялся Евфимий и ладонью толкнул второй корабль так, что носом тот упёрся в корму первого.

Одним движением два корабля превратились в единое здание, плывущее по воде, сверкая золотом.

— Никогда не представлял ничего подобного, — сказал император, и сердце подсказало ему, что вместо власти и славы человеку хватило бы одного такого творения, чтобы его запомнили в будущем.

— Благодарю вас, — проговорил он.

Ещё до наступления ночи весь Рим уже говорил о золотых кораблях в императорских садах. Но влиятельнейшая каста народных жрецов, высшая коллегия четырёх, авгуры, предсказывавшие будущее по полёту и пению птиц, священная коллегия квиндецемвиров[53], в критические моменты советовавшаяся с древнейшими Сивиллиными книгами, — все те, кто уже видел загадочный и представляющий серьёзную конкуренцию храм Исиды на Марсовом поле и не собирался терпеть подобного, сказали, что в Риме происходят странные вещи: