Ганнибал в этот раз потерял свыше тысячи человек, но надежда его не покидала. Раз противники готовы вступить в бой, можно думать об окончании войны. Ганнибал только этого и желал; с каждой неделей его положение становилось все хуже. Для армии требовались огромные запасы продовольствия; с каждым днем они таяли, а пополнять их было нечем.

Консульские войска также должны были здесь искать себе продовольствие. Положение казалось весьма тревожным: поблизости все было использовано; местное население попряталось или разбежалось, а до следующей жатвы было еще далеко. Но римляне могли получать все необходимое из столицы, а карфагеняне были лишены всякой помощи.

Скоро дошло до того, что запасов осталось всего на десять дней. В войске, среди наемников, слышался ропот; они говорили, что если нечего будет есть, они перейдут на сторону римлян. В прежние годы Ганнибал просто прогнал бы недовольных. А теперь разве он мог это сделать? Они без дальних разговоров ушли бы к его врагам и на несколько тысяч увеличили бы их легионы.

В эту трудную минуту сказался блестящий ум Ганнибала.

— Сегодня выдайте солдатам двойной паек,— приказал он.— Пусть они досыта пьют и едят, будут веселы и бодры!

Приказание было исполнено. Воины сходились кучками и спрашивали друг друга, что это значит. Никто не мог им ответить. Когда стемнело, и в лагере зажглись огни, половина войска вдруг получила приказ сниматься и готовиться к походу. Остальные продолжали петь, пить и шуметь. Через полчаса был отдан приказ и остальным готовиться к походу, а еще через полчаса раздалась команда, всем ложиться спать.

Постовые ходили взад и вперед, усердно подкладывая дрова в костры; военачальники осматривали лагерь, чтобы убедиться, все ли в порядке. Все было тихо: после бурного дня воины улеглись и заснули. Прошло часа два, и без сигналов, без тревоги войско было разбужено и выступило из лагеря.

Пешие не смели идти в ногу, копыта лошадей были обернуты дерном, под страхом тяжкого наказания было запрещено разговаривать; полки шли на значительном расстоянии друг от друга... Все совершилось так тихо, что неприятель даже ничего не заподозрил. Всю ночь горели костры. А когда под утро в лагере пунов все оставалось по-прежнему тихо, и он казался опустевшим, консул Варрон заявил:

— Ганнибал хочет заставить нас думать, что он ушел, а на самом деле он где-нибудь в засаде; стоит только нам проникнуть в его лагерь, и он бросится на нас с тыла. Мы знаем его фокусы. Он ставит нам западню, но мы разыщем его и, так как нас вдвое больше, окружим и накроем волка в логове!