РоманыЧародейстр 236
Светлый фон
Часть службы, которая меня больше всего раздражает, – проповедь; она не входит в собственно мессу, и перед ней можно уйти, но по отношению к друзьям это будет выглядеть грубо. С высоты великолепия литургической прозы и отличного слога Кранмера вдруг валишься вниз, к тому, что тебе хочет сообщить какой-то левый чувак. Хуже всего в этом отношении наш дорогой друг отец Чарли Айрдейл. Иногда мне кажется, что он натурально съезжает с катушек. Он бубнит и бубнит о святости и о необходимости жить святой жизнью. Не просто хорошо делать свою работу и вести себя прилично по отношению к другим людям, но отдать всё и последовать за Христом – как будто мы можем все поскидывать обувь и таскаться по Торонто босиком по февральскому снегу, призывая прохожих к покаянию, исцеляя увечных и время от времени клянча еду у богатых, как поступал сам Иисус. Во всем нужен здравый смысл, даже в религии. А когда Чарли говорит о святости, у меня мурашки ползут, потому что он очень явно имеет в виду отца Ниниана Хоббса, который только что совершал евхаристию, а теперь не то погрузился в глубокую безмолвную молитву, не то дремлет всего в нескольких футах от него! Хотела бы я знать, что затевает Чарли. Время от времени он зачитывает отрывки из «Золотой легенды» (по мне, лучше бы он читал из «1000 и 1 ночи»), и все они каким-то образом сходятся опять к отцу Хоббсу. Или начинает рассказывать нам о духовных упражнениях Игнатия Лойолы, намекая, что духовные отжимания чрезвычайно пошли бы нам на пользу и сделали бы нас гораздо более достойными пастырской заботы сами-знаете-кого. Я тебе говорю, это действует на нервы.

Мы часто видим Чарли: не только у себя на воскресеньях, когда он заходит съесть булочку с кремом и поболтать с Катбертом Уогстаффом или пошутить с Джерри Брумом. (Я тебе рассказывала про Джерри? Он приехал в Канаду на гастроли с труппой Плейфера. Они привезли «Оперу нищих», и Брум пел Филча. Ему понравилось в Канаде, он решил, что здесь хорошие перспективы, и остался. Он поет партию Рассказчика в «Страстях по Матфею» под управлением Гоу и любит шутить. Он обычно приветствует Антона Мошелеса словами: «Очень жаль, что тебя опять беспокоит горло». Это он так намекает на манеру Антона носить красивые шейные платки. Антон не понимает его заезженной шутки, но терпеливо улыбается.) На чем я остановилась? Я порхаю мыслями, как мисс Маучер. Ах да, Чарли и его странности. Как-то я его приперла к стенке насчет Лойолы. «Я слышала, один большой ученый в Оксфорде говорил, что набожность Лойолы и все эти упражнения вполне могли быть сублимацией или даже извращением его сексуальности. Что вы на это скажете? Ну то есть сегодня, когда появилось столько сексуальной свободы и начали понимать, что секс не обязательно привязан к размножению, и в разных видах любви теперь видят то, чем они на самом деле являются, – любовь». Но Чарли только опустил ресницы и произнес: «Вполне возможно, что с Божественной точки зрения все это генитальное удовлетворение и одержимость сексом – всего лишь извращение религиозности!» Ну что можно ответить на такое? Я задала вопрос доктору Халле, и он ответил, что, возможно, в словах Чарли что-то есть. А потом Макуэри, который обожает становиться на сторону оппозиции – все равно какой, – заявил, что Лойола был мазохистом и странным человеком, и каково мнение Чарли о кампании Лойолы за исправление римских проституток, и не может ли это происходить от подавленной сексуальности, как подобное же занятие, которому в молодости предавался великий канадский премьер-министр Уильям Лайон Маккензи Кинг? [5] Чарли ответил, что Лойола заботился о проститутках из христианской любви к ближним, а в наш безумный научный век очень легко очернить что угодно с помощью так называемой психологии. Они едва не поссорились, и мне пришлось утихомиривать их сконами со взбитыми сливками.