Когда имеешь дело с правилами, так и тянет поискать способы их обойти. Такая изобретательность напрашивается сама, потому что человек – хитроумное создание и вечно проверяет границы на прочность, выясняя, как далеко можно зайти, при этом не нажив себе неприятностей. Разве все мы в детстве не поступали именно так? А в школе? Конечно да. Но мы узнали, что правила составлены с мудростью и любовью, людьми, которые тщательно их продумали, желая уберечь нас от глупых и порой опасных ошибок.

Глупые и опасные ошибки в церковных делах? Разве это возможно? О, очень даже возможно. И часто они проистекают из самых лучших побуждений – например, из любви к красоте. Красоте музыки – она удивительно действенна, когда используется в разумных пределах, но может легко соскользнуть за грань того, что сам Алчин именует концертированием: обольщение духа сладостными звуками, любимыми ради них самих, а не как вспомогательное средство для молитвы и надлежащего поклонения Богу. Разумеется, в обширной библиотеке церковной музыки множество такой, которая была сложена до Реформации, а следовательно, ее тексты написаны по-латыни. О, какое искушение – исполнять эти мелодии с этими словами, ведь они так прекрасны сами по себе и так сладостны для слуха понимающего латынь! Но… что же мы читаем в Тридцать Пятой статье? «Общие молитвы и таинства должны проходить на понятном народу языке». Ведь это искушение очевидно? Конечно да. Но разве оно простительно? Ответом может быть только решительное «нет».

(Именно в этот момент с хоров храма, где Декурси-Парри и его хор ожидали, когда придет пора петь мотет «Regina coeli, laetare» Палестрины по-латыни, раздался звук, подобный театральному грому. Это доктор Парри уронил на пол огромную стопку сборников гимнов – максимум, что он мог себе позволить, когда ему хотелось осыпать проповедника ирландскими ругательствами.)

Не смутившись подобными проявлениями строптивости, а даже вдохновившись ими, архидиакон Алчин перешел к цитированию проповеди № 6 из сборника общеупотребительных проповедей, «Против избыточного убранства». Достойное служение Богу, безусловно, требует приличествующих облачений для священнослужителей – чтобы сделать очевидным их сан и их отличие от паствы, чьими пастырями они являются. Но как легко соскользнуть в безумие украшательства, увлечения нарядами и избыточными церемониями, которые он не может назвать иначе как театральными. Разумеется, он ничего не имеет против театра. Лучшие его образцы не только развлекают, но и воистину назидают. Но мы знаем, что цель актеров – предстать теми, кем они не являются. А мы, разумеется, не хотим, чтобы наши священники представали чем-либо иным, кроме тех, кем они являются на самом деле – смиренными слугами Божьими, последователями смиренного Спасителя.