– Я хочу с вами поговорить, – сказала Крис.
– Что у вас на уме?
– Многое, но главное – вы. У вас нет пациентов после четырех. Можно, я приду в это время?
Так я отметил свой шестьдесят пятый день рождения. Один кусок торта, никаких подарков, ни телефонных звонков, ни поздравлений. Я надеялся, что позвонит Нюэла, но она не позвонила. Макуэри не снисходит до подобных любезностей. Я надеялся на открытку из прихода Святого Айдана, в который я за многие годы перекачал огромное количество денег по разным каналам. Но при канонике Картере основной заботой прихода стали бедные и нуждающиеся, а я к этой группе населения никак не относился. Мои пациенты, конечно, не знают, когда у меня день рождения. Все абсолютно разумно и объяснимо, но человек – парадоксальное создание, и я чувствовал себя забытым и заброшенным и слегка себя жалел. Я всегда находил, что немного жалости к себе – это очень приятно; только ее следует держать внутри. Кто меня пожалеет, если не я сам? Я старик, и, очевидно, у меня в этом мире нет ни единой близкой души. Я слегка воспрял духом, приняв пациента, который жаловался на постоянное и медицински необъяснимое несварение желудка. Я не стал ему говорить, что уверен: он женат на причине своего несварения. Но втайне порадовался, что, по крайней мере, избежал мук терпеливо сносимого неудачного брака.
В четыре часа, проводив к выходу периферический паралич лицевого нерва и слегка подбодрив его, Кристофферсон явилась ко мне. Она, как всегда, была одета с головы до пят в белое, включая отлично выглаженные белые брюки; единственным ее отклонением от облика идеальной современной медсестры была шапочка, которую она носила как свидетельство своего звания, полученного в датской больнице. Она всегда надевала эту шапочку на службы у Святого Айдана, давая понять прихожанам, что среди них находится
– Я хочу поговорить с вами о будущем, – сказала Кристофферсон.
– О вашем будущем?
– О моем и вашем. Они связаны – возможно, больше, чем вы думаете. Сегодня вы официально вступили в возраст старости. Я на несколько лет моложе, но нам пора поговорить.
– Ну, если вы хотите говорить о выходе на пенсию, не стоит сотрясать воздух. Я буду работать еще по меньшей мере десять лет. Вы – другое дело. Вы хотите уйти на покой?
– Нет-нет; я прекрасно могу о себе позаботиться. Но вы меня поймете, если я скажу, что хотела бы заботиться и о вас.