Макуэри слишком часто возникает на страницах этой истории болезни в негативном свете, и кажется, что он живет лишь в кресле у меня в гостиной, со стаканом виски в руках, и вне этой диспозиции не существует. Конечно, он все это время активно работал в газете – точнее, настолько активно, насколько позволяет религиозная тематика. Религия не самая оживленная из газетных «епархий». Меня Макуэри притягивал как полигон для испытания идей – я знал, что, если выстрелю в него очередной идеей, обратно она прилетит непременно чуточку другой. Насколько я понимаю, его ценность для «Голоса» заключалась в том, что он был всесторонне образованным человеком, способным при необходимости написать не просто отчет о фактах, но статью, заставляющую думать. Он стоил тех денег, что ему платили. Плоха та газета, которая не может держать в штате хотя бы одного эксцентрика.

– Ты слишком односторонне подбираешь материал, – заявил он. – Отбрасываешь неудачников. Вот хоть беднягу Йейтса. Его можно назвать величайшим поэтом двадцатого века, но им владела и сделала его несчастным тяга к плотскому познанию самых хорошеньких из числа его поклонниц.

– Йейтс. Да, очень интересная смерть от миокардита.

– Заткнись и слушай, что тебе говорят. Йейтс жаждал стать великим любовником, как стал великим поэтом. Насколько мне известно, он уже под конец жизни сделал операцию у Воронова[103], чтобы оттянуть свой конец, прости меня за невольную двусмысленность. Но операция не помогла – насколько мне известно, так часто бывало, – и бедный Йейтс попадал в унизительное положение, а дамы уходили неудовлетворенными. Какое жалкое стремление для великого человека! А что ты вдруг заинтересовался этой темой, а, Джон? Ты сам не влюбился, часом?

– А если и так, что с того? – Я неубедительно изобразил высокомерие.

– Тогда я бы посоветовал положить на твой горячий лоб холодную примочку здравомыслия. Ничего хорошего из этого не выйдет. Я так понимаю, речь идет об Эсме Гилмартин, урожденной Баррон?

– Что навело тебя на эту мысль?

– О бедный мой малыш! Любовь и кашель не спрятать, как говорили встарь. Ты часто видишься с ней, пока она работает над статьями о Торонто, и стал носить галстуки гораздо элегантнее, чем раньше. У тебя появились цветы помимо ужасного растения в горшке, преступления против эстетики, которое держит у тебя на окне Кристофферсон. Вы же знаете мои методы, Ватсон. Ты влюблен.

– А если и так, что с того?

– Как твой друг, полагаю, я обязан вытащить тебя из этой ситуации целым и невредимым. Ты ведь должен был видеть подобные случаи в своей практике.