Эрцгерцогиня Матильда находилась в большой ванне, закрытая одеялом из тёмного бархата. Известный доктор Гебра предписал эту ванну, чтобы утолить жестокую боль от ожога и воспрепятствовать доступу воздуха.

Виднелось только лицо эрцгерцогини, смертельно бледное, с судорожно сжатыми губами; взгляд весёлых когда-то глаз видел, казалось, картины, не принадлежащие уже земному миру.

Подле своей дочери сидел эрцгерцог Альбрехт, подавляя силой воли глубокую скорбь, которая проглядывала в чертах его лица.

Услышав шелест платья вошедшей принцессы, эрцгерцогиня медленно обратила глаза к двери. Радость осветила её прозрачное, бледное лицо, и она прошептала:

— Мой милый, единственный друг!

В одно мгновение принцесса была около своей приятельницы, тогда как эрцгерцог медленно и грустно встал. Принцесса опустилась на колени около ванны и нежно поцеловала бледный лоб и блестящие волосы своей подруги.

Бодрость оставила её, и, не будучи в состоянии промолвить ни одного слова, она залилась слезами.

Тихим, дрожащим голосом заговорила эрцгерцогиня:

— Благодарю тебя, что ты приехала усладить мои последние минуты. Помнишь ли, когда мы в саду виллы «Брауншвейг» говорили о будущем, я боялась стать жертвой земных расчётов? Бог услышал меня и призывает в вечную жизнь, и, однако, жизнь на земле так прекрасна! Моё сердце почти разрывается при мысли о том, что надобно покинуть здешний мир, покинуть именно в ту минуту, когда я нашла единственного друга.

Эрцгерцог стоял у окна. Руки судорожно сжимали спинку стула, он закусил выдавшуюся вперёд, как у всех Габсбургов, нижнюю губу и поднял глаза к небу с выражением вопроса, почти укора.

Принцесса Фридерика сделала усилие, чтобы овладеть своими чувствами, и, стараясь придать лицу весёлое выражение, сказала глухим голосом:

— Ты не умрёшь, дорогая Матильда: вследствие страданий ты всё видишь в чёрном цвете: врачи вполне надеются.

Дальше она не могла говорить: рыдания прервали её голос.

— Нет, — отвечала эрцгерцогиня с кроткой улыбкой, — земная жизнь окончилась, я вижу отверстое небо, вижу в светлых облаках великих страдалиц нашего дома. Марию-Антуанетту с белой лилией, обрызганной кровью. Она кивает мне, и потом, — продолжала она шёпотом, — я вижу дядю Максимилиана, и он также кивает мне. Он ещё жив, но скоро соединится со мною в царстве вечного мира.

Принцесса залилась слезами, опустив голову на край ванны.

— А ты, мой друг, — продолжала эрцгерцогиня, — тебе, может быть, суждено исполнить то, к чему предназначали меня — у тебя высокий ум, твёрдое сердце, мужество, ты будешь…