Густой румянец вспыхнул на минуту на её лице, когда она узнала труп, и потом заменился мертвенной бледностью; с тёплым чувством во взгляде, она смотрела на безжизненное тело. В её глазах выражалось сострадание, тень любви, скорби; светлая слеза отуманила её светлые, блестящие глаза при виде мёртвого лица. Потом её взгляд перенёсся на труп молодой девушки, стройные формы которой могли бы служить моделью для резца ваятели. Точно облако отуманило её глаза, она опустила веки и глубоко вздохнула.

Граф заметил всё это, он пристально и проницательно смотрел на неё.

Молодая женщина повернулась к нему, придав лицу обычное спокойное выражение, и сказала естественным тоном:

— Я предполагала, что мои нервы крепче. Пойдёмте — впечатление от этих картин смерти слишком тяжело для меня.

Ещё раз взглянула она на труп молодой девушки, ещё раз вырвался из её груди глубокий вздох; потом, не обращая внимания на остальные трупы, она пошла к выходу.

Граф остановился на минуту и перекрестил труп молодого рабочего, затем последовал за маркизой, которая уже вышла из морга, помог ей сесть в экипаж и занял место возле неё.

— Домой! — приказала Антония, и карета быстро поехала.

Несколько минут граф молчал, погрузившись в размышления, потом с твёрдостью взглянул на маркизу, которая, как бы повинуясь магнетическому влиянию его взгляда, подняла свои глаза и смотрела на графа с выражением смирения и упорства.

— Кто этот покойник? — спросил граф тихим голосом.

Маркиза пожала плечами и, казалось, хотела отвечать отрицательно. Но через секунду блеснула молния в её глазах, и, устремив на графа пристальный взгляд, она отвечала спокойным тоном, в котором однако ж слышалось волнение:

— Он был орудием, посредством которого я исполнила ваше поручение Он любил меня глубоко и искренно и умер от обмана этой любви и своего сердца. Это взволновало и тронуло меня, может быть, для него же лучше, что он умер — что нашёл бы он в жизни, он, чей дух стремился высоко, тогда как его положение в свете сковывало это стремление?

Граф опять помолчал немного.

— Я позабочусь, — сказал он, — чтобы этот молодой человек был похоронен и не попал в анатомический театр. Вы же, — продолжал он, кладя свою руку на руку маркизы, — обратитесь к Богу со смирением и раскаянием, чтобы Он простил вам смерть этой молодой жизни, богатой надеждами и любовью, жизнь преждевременно отнятую вами и отравленную отчаянием.

Маркиза привскочила, глаза её загорелись гордостью, губы скривились презрительной улыбкой; пронзительным голосом, напоминавшим шипение змеи, она отвечала: