Глава сорок первая
В один из ноябрьских вечеров 1867 года принцесса Матильда сидела в восхитительном салоне верхнего этажа своего отеля на улице Курсель. Ещё не начались те большие приёмные вечера, на которых принцесса собирала вокруг себя всё, что было лучшего в Париже в числе сановников, дипломатов, художников и писателей; принцесса принимала только близко знакомых лиц.
Красивая головка дочери Жерома, с тонкими, умными чертами, с чёрными быстрыми глазами и чёрными блестящими волосами, опиралась на классически прекрасную руку, которая сохранила свою белизну и напоминала пресловутую руку великого дяди принцессы. При той позе, которую приняла принцесса, трудно было заметить её дородность, а судя по всей наружности, нельзя было дать ей столько лет, сколько она прожила в действительности.
У ног принцессы на мягкой подушке лежала маленькая собачка, дрожавшая от холода, несмотря на то что была укутана в толстый шерстяной плащ с меховой опушкой; вблизи от неё, на низеньких табуретах, расположились две другие собачки с длинной, шелковистой шерстью.
Салон был наполнен всем, что может соединить высокообразованный, иногда прихотливый вкус: по стенам висели масляные картины, изображавшие вестфальские ландшафты и сцены из народной вестфальской жизни, а рядом с этими картинами виднелись классические произведения итальянской школы, а также картины, написанные самой принцессой.
В одном уголку салона статс-дама Рейзе, красивая молодая женщина, готовила чай на маленьком столике.
Рядом с принцессой сидел Мединг, поверенный ганноверского короля.
— Очень жаль, — сказала принцесса, постукивая ногой о подушку своей собачки, — очень жаль, что нельзя осуществить немедленно наших идей о союзе ганноверского дома с Италией. Настоящее положение дел в последней принуждает отложить все проекты, а мне так хотелось, чтобы ганноверский дом мог, по своим будущим связям с великими державами, устроить свою будущность.
— Ваше императорское высочество знает, — отвечал Мединг, — что я немедленно сообщил те идеи, о которых вы сделали честь говорить со мной, однако внезапное и быстрое решение, кажется, очень трудно для моего всемилостивейшего государя, ибо при обсуждении этого вопроса надобно взять в расчёт различные обстоятельства, религию и принципы, выражаемые теперь в Италии, но которых ганноверский король не может одобрить в своём настоящем положении…
— Ба! — вскричала принцесса. — Но ведь король не захочет сравниться с Бурбонами Неаполя и со всеми иноземными властителями, которые лишились трона вследствие объединения Италии. Откровенно говорю вам, король был неправ, восставая против силы и обстоятельств, но, во всяком случае, он имел на то больше прав, чем иностранные государи, владевшие клочками Италии. Но, как бы там ни было, я желала бы быть полезной его дому, к которому всегда питала глубокую симпатию, и никогда не забывала нашей встречи с королём в Потсдаме. За обедом у старого князя Витгенштейна, я сидела рядом с королём и была приятно поражена благородной личностью этого рыцарского и несчастного государя. В последнее время голландская королева снова говорила со мной о нём — я того мнения, что теперь для короля самое лучшее быть в сношениях с европейскими дворами. Принц Кариньянский поведал мне чрезвычайно много о красоте и любезности принцессы — вам известно, чего достиг габсбургский дом через союз…